– Это я. Я вас жду, Ася, – встала ей навстречу из-за стола Лена. – Помните, мы договаривались? На даче у Жанны Аркадьевны?
Лена тут же замолчала, будто захлебнулась последними словами и нервно сплела пальцы, опустив в пол глаза. Ася почувствовала вдруг, ощутила моментально на себе ее напряженно-болезненное состояние, и будто увидела воочию готовый, переполненный через край слезный столбик, которому его хозяйка никак не разрешает вырваться наружу. А вырваться ему надо, жизненно необходимо просто, уже и терпения никакого не осталось…
– Ну и молодец, Леночка, что приехала! А дети где?
– С соседкой оставила… С Наташкой…
– Ну и хорошо! А вот мы с тобой сейчас чаю выпьем!
– Ой, мама, мы уже столько этого чаю выпили, тебя ожидаючи… Ты где ходишь-то? – с упреком произнесла в ее сторону Светка. – Между прочим, у меня сегодня решающее свидание было назначено! И сорвалось из-за тебя…
– Ой, да какие твои годы, Свет! Подумаешь – больше любить будут! – махнула рукой Ася и даже озорно-беспечно подмигнула дочери, подумав про себя, что еще каких-нибудь пять дней назад, услышав такую вот фразу, обязательно пристала бы к девочке с расспросами, как банный березовый лист. А если б дочь еще под плохое настроение попала, то и за волосы оттаскала бы, как пить дать…
Обняв Лену за талию, она повела ее в гостиную и, усадив на диван, устроилась напротив в большом кресле, уютно поджав под себя ноги. Потом улыбнулась ей ободряюще, приготовившись слушать. Лена протяжно вздохнула и, помолчав немного, тихо и торопливо начала говорить. Ася слушала ее, грустно и участливо качая головой – ей казалось, что она уже наперед знает всю эту историю…
Лена с Артемом поженились совсем молодыми, встретившись на первом курсе института. Так влюбились друг в друга – ни дня не могли врозь прожить. А на втором курсе Лена уже Максимку родила. Из общаги их тогда выгнали, конечно, с тех пор по съемным углам и скитались. И все равно жили дружно и весело, и по-прежнему любили друг друга, и не боялись ничего – даже Дашку еще себе родили после защиты диплома. Трудно было, конечно, но молодая пара относилась к этим трудностям, как к веселому приключению, которое надо без уныний пережить-преодолеть, чтобы потом иметь право говорить: это, мол, были лучшие наши годы… Даже съемные квартиры им раем казались, как-то и не замечалось совсем их неприютной убогости. Да и не избалованы они были особым комфортом – оба из дальних, забытых богом селений в этот большой город приехали. Но о собственном жилье, конечно же, подумывали тоже: и денег помаленьку откладывали, и планы на будущие заработки строили. Город такой большой – работа всегда найдется. А квартиру можно и в кредит купить. И родители подключились, начали им деньги на первый взнос собирать, и бабушка Ленина ей в родном городке квартиру свою завещала. В общем, все так, как обычно у всех. С маленькими, но все же перспективами. Шла себе жизнь и шла, и ничего, так сказать, не предвещало…
А потом Артем себе новую работу нашел. Ту самую, престижную и денежную, которая в их стратегические планы как раз и вписывалась. Лена так за него радовалась – и зарплата на новом месте приличная, и для хорошей карьеры возможности имеются, и у директора он на хорошем счету… На очень, очень хорошем…
А потом ей отчего-то вдруг беспокойно стало. Она и сама не заметила, как ушло из их жизни ощущение веселой влюбленности друг в друга. А затем быстро, буквально на глазах стал меняться Артем: начал странно и некрасиво пыжиться, возвращаясь домой из благополучного офиса, и на его простом, милом, таком родном лице появилось спесивое, чужое выражение. Видела Лена все это, только сказать не решалась. Каждый день собиралась и собиралась начать разговор, тогда еще можно было с ним об этом поговорить…
А потом уже поздно стало. Потом Артемкин директор взял их «в семью», вместе с женой своей Жанной Аркадьевной удочерил-усыновил-увнучил. И своей, собственной семьи у них не стало – все было подчинено графику чужой жизни, ни минутки не оставалось для себя. Как это все так быстро произошло – Лена и оглянуться не успела. Молниеносно просто.
– Ну скажите, что, что мне теперь делать? – заламывая руки, спрашивала она у Аси и смотрела на нее с такой надеждой, будто та была в силах ей помочь.
– Я не знаю, Леночка. Правда не знаю.
– Но ведь вы же как-то решили эту проблему!
– Да ничего я не решала. Это дети взяли и запротестовали вдруг. А сама бы я никогда, наверное… Знаешь, как мой сын сказал? Не хочу, говорит, быть витамином для черта! И все тут! А Светка вообще мне всяких страстей про себя нарассказывала. Ей, видишь ли, казалось все время, что Жанночка в нее переселяется и ею живет. Представляешь, фантазии какие?
– Нет, Ася, не фантазии. Правда это. И в самом деле – переселяется. Она сейчас так увлечена моим будущим образом и интерьером нашей квартиры… Все время будто играет нами, как куклами своими. Самозабвенно просто. Вы знаете, я вот так же в детстве любила «в дом» играть. Увлеченно переставляла по-всякому кукольную мебель, и куклы мои в том доме правильно сидели, правильно ели, правильно спали – как мне того хотелось. И я получала от этого большое удовольствие, помню… А сейчас я сама – та кукла, выходит! Кукла… Кукла! Кукла!
Лена вдохнула в себя воздух и тихо заплакала. Было видно, что плакать ей хочется громко, навзрыд и отчаянно, но она сдерживается, стесняясь. Ася протянула к ней руку, дотронулась до рассыпавшихся по плечам светло-русых волос, погладила ласково по плечу:
– Ну не надо, не плачь, Леночка. Все не так уж и страшно, наверное, а? Ты же сильная девочка, ты молодец! Сразу сама все увидела и поняла! Я вот, например, ничего такого и не замечала даже. А может, боялась замечать. Когда очень боишься, страх сам тебя и уговаривает, и успокаивает, что все хорошо, все нормально, только так с тобой и должно быть… А может, и впрямь все не так страшно пока?..
– Да как же не страшно, что вы… А Артем? Так тяжело видеть его мучения!
– А он мучается?
– Конечно! Приходит с работы и рычит. И по полу катается. Обхватит себя за голову руками, рычит и катается, рычит и катается… Не могу, говорит, больше! Улыбаться не могу, дураком радостным быть не могу… А назавтра перед шефом все равно козликом скачет. Тот из него веревки вьет… То оскорбляет походя, то приказывает таким тоном, будто собаке команды отдает, а то дружить начинает, но так снисходительно-обидно, что лучше бы уж оскорблял… А Артемка что – он все равно козликом…
– Так пусть уходит, если так плохо ему! Вот возьми и скажи ему – пусть уходит!
– Да говорила уже! И все время говорю! Не может он решиться. Соблазн – это такая штука коварная… Да и не отпускает его от себя Лев Александрович практически ни на шаг – все время при себе держит. И на работе, и дома… Что мне делать-то, Ася?
– Не знаю я, Леночка. Одно тебе скажу: выбираться вам из этой западни все равно рано или поздно придется. Иначе пропадете. Съедят вас в виде витаминов. Меня вот съели почти: я видеть перестала, чувствовать перестала, детей своих понимать перестала… Они меня ели, а я радовалась. И думала, что дружу. Хотя один мой знакомый заявил недавно, что я сама в этом виновата, что я ничуть не лучше их, получается! Просто моего маленького черта, как он мне объяснил, тянет к другому, более большому, сильному черту…