Пусть «младшая сестра» додумывает сама.
«Ну, эта беда поправима, — жена шефа достала из сумочки телефон, отыскала нужный номер. Долго ждать ответа не пришлось. — Это я, — сказала она. — Хочу тебя видеть на открытии аква-комплекса. — Вергильев, естественно, не слышал, что произнес президент, но был готов поклясться, что тот спросил: „А если раньше?“. — Возможно, — сказала жена шефа. — Не будет тебя — не будет ничего. Значит, мы договорились, — убрала телефон в сумку. — Все улажено, — подмигнула Вергильеву, — „Скорая помощь“ успела вовремя. Ответ на письмо счастья получен».
Села в «Мерседес» с мигалкой и уехала, оставив Вергильева в тягостных раздумьях. Ему было не отделаться от ощущения, что не следовало ему слышать этот разговор. Да и уверенности, что «все улажено» у него не было. Обещать — не жениться, подумал Вергильев.
Он прогулялся, насколько это было возможно в вязкой, как клей, и отнюдь не благоухающей по причине жары, (или благоухающей, как плохой клей), толпе по Пушкинской площади.
Вергильев обратил внимание, что среди собравшихся было очень много людей моложе его и почти никого — старше. Ему стало грустно. Захотелось плюнуть на все и уйти. Едва ли существовало более наглядное доказательство, что жизнь, в сущности, прожита, что не для Вергильева гремит «Тангейзер», открывается подземный аква-комплекс, и симпатичная девушка в шортах явно выглядывает из-за дерева не его.
Перед входом в нанотехнологическое чудо была смонтирована небольшая сцена с эмблемой проекта «Чистый город — чистые люди».
Вергильев посмотрел на часы. Через двадцать минут опера уходила на антракт. В антракте и должна была состояться церемония открытия аква-комплекса. Если она затянется, не страшно, опера подождет. Тангейзеру некуда спешить. Журналисты топтались возле установленных камер на выгороженной площадке. Тут же крутились сотрудники пресс-службы президента.
Сбоку от сцены в охраняемой зоне стояла одинокая цельнометаллическая кабина биотуалета, правда, без опознавательного знака. Это было что-то новенькое. Прежде за президентом не возили мобильный сортир. Дверь кабины приоткрылась, из нее вышел человек в комбинезоне. Вергильев успел увидеть, что вместо унитаза внутри кабины — сложная, как в центре управления космическими полетами, электроника. Человек в комбинезоне что-то коротко доложил другому человеку — в костюме и при галстуке, в котором Вергильев узнал Славу. То есть того, кто был Славой, когда они охотились с шефом в Канаде на белого медведя. А сейчас — Святославом Игоревичем Морозом, уважаемым бизнесменом, одним из инвесторов проекта «Чистый город — чистые люди».
— Что это? — кивнул на будку Вергильев, поздоровавшись со Славой.
— Мобильный пункт управления аква-комплексом, — ответил Слава.
— Зачем он нужен? — удивился Вергильев.
— Спроси чего-нибудь полегче. Понятия не имею! — раздраженно поправил узел на галстуке Слава. — Бред! Вчера вечером мне позвонил… — Слава назвал фамилию шефа президентского протокола, — велел сделать так, чтобы президент обязательно мог нажать какую-нибудь кнопку, причем — это самое милое! — недобро усмехнулся Слава, — эту, якобы запускающую аква-комплекс, кнопку следовало установить не в самом комплексе, а… там, где предположительно будет находиться президент. Не слабо, да? — спросил Слава.
Вергильев только развел руками.
У шефа президентского протокола было своеобразное понимание пространства и времени. Он как будто жил в волшебной стране, где погода, время суток, окружающая природа, интерьеры, внутреннее убранство помещений, да и сами люди легко преображались согласно его (президента?) представлениям. То он приказывал травить комаров вокруг резиденции, где останавливался во время визита в областной центр президент. То устанавливал в лесу, где тот прогуливался, акустические приспособления с записью нескончаемого «ку-ку». Президент любил считать, сколько лет ему еще жить и править Россией. По шефу протокола выходило — вечно.
— Но и это еще не все, — продолжил Слава. — Дядя так мне и не сообщил, где я должен установить эту хренову кнопку. В шаговой доступности, так он выразился.
— Здесь больше, чем шаг, — прикинул на глазок расстояние от сцены до кабины Вергильев.
— Шесть с половиной шагов, — мрачно уточнил Слава. — Что мне за это будет?
— Расстрел, — вздохнул Вергильев.
— Всю ночь копали, — не отреагировал на шутку Слава. Похоже, чувство юмора после выполнения распоряжения шефа президентского протокола у него притупилось. — Подводили кабель от генератора «водяного дыма», монтировали этот чертов пульт. Все на живую нитку, — махнул рукой. — Кому это нужно? Неужели он пойдет туда… — с отвращением посмотрел на кабину, как если бы она и впрямь была сортиром, и из нее воняло, — нажимать кнопку?
— Ну, нажмет, а что дальше? — спросил Вергильев.
— Сначала я хотел ограничиться иллюминацией на входе и вокруг на деревьях, — объяснил Слава. — Но ведь светло… Не вечер. Смыв, — произнес упавшим голосом. — Вывели на кнопку смыв и дезинфекцию комплекса. Только… что смывать, если там еще никого не было?
— Не переживай, — успокоил Славу Вергильев. — Он не будет нажимать кнопку. Лучше, — посмотрел на небо, — позаботься о зонтах. Вдруг дождь?
— За дождь тоже расстрел? — поинтересовался Слава.
— С последующей кастрацией, — весело подмигнул ему Вергильев. — Помнишь Михал Михалыча?
Тверскую улицу перекрыли. Через пешеходную часть охрана «пробила» с помощью металлических ограждений «коридор». Недовольные граждане, как рыбы в сеть, тыкались в ограждения по обе стороны «коридора». Полицейские (пока) вежливо рекомендовали им пользоваться подземными переходами. Вергильев понял, что президент подъедет именно сюда, а потом пройдет по «коридору» к сцене.
Но сначала должен был подъехать шеф.
Из оперы, как перья из подушки, вылезали посторонние звуки. Слабый колокольный звон от церкви, где собрались православные коммунисты. Приглушенное эхо речевок от Театра имени Ленинского комсомола. На Малой Дмитровке митинговали какие-то оппозиционеры. Это можно было уяснить по звукам «о-о-а…» (свобода), «е-о-а-ия…» (демократия), «о-о-й…» (долой) и еще «о-ор!» Кто-то, стало быть, по мнению выступавших, был вором. Кто бы это мог быть, подумал Вергильев, неужели… президент? Судя по раскатистому, иногда даже заглушающему оркестр берлинской оперы, эху, народу там собралось немало.
Вдруг стало темно, как если бы крокодил из детского стихотворения Корнея Чуковского проглотил солнце. Он и проглотил, явившись в небе в виде иссиня-черной, двойной какой-то тучи, напоминающей одновременно крокодила с птицей на спине (если такое возможно), и древнегреческую триеру под странным, ввинчивающимся в небо, (нано?) парусом. Туча, правда, была в единственном числе, а потому, если и угрожала дождем, то кратковременным. К тому же до площади «крокодилу» еще надо было доплыть. В данный момент он взял курс на бульвар, определенно заинтересовавшись «Тангейзером».