Руби покраснела. Неужели она сказала это вслух? Она стремительно теряла контроль над ситуацией.
— Тем ребенком была не я, а мой брат, Ник.
— Тогда кто тебя отверг? — раздраженно спросил Кэл.
— Я его и имела в виду. Это случилось, когда моя умирающая мать рассказала отцу, что Ник не его сын…
Она резко замолчала. Зачем она все это говорит? Это ведь слишком личное!
— Это долгая и тоскливая история, — коротко закончила она.
— У нас есть пять часов, — пожал плечами Кэл. — Я не знаю, чем еще заняться, кроме разговора.
— История ужасно скучная, — повторила Руби. — Не хочу, чтобы ты уснул за рулем.
Он рассмеялся, сжал ее колено.
— Ткни меня в ребра, если я начну отключаться.
Его слова и прикосновение почему-то вывели Руби из равновесия, и она отвернулась к окну. Она никогда ни с кем не говорила об этом, но сейчас ей очень хотелось выплеснуть все накопившееся в ней за много лет. Может быть, этому способствовала манера Кэла подходить к любому вопросу деловито, аналитически, спокойно. Вдруг он поможет ей разобраться в ее запутанных чувствах?
Руби часто спрашивала себя, не могла ли она сделать что-то, чтобы предотвратить катастрофу. Если бы она была старше или лучше понимала, что происходит и что последует потом…
— Ладно, но как только тебе станет скучно, останови меня.
Кэл погладил ее по бедру.
— Начни с самого начала, с того дня, когда умерла твоя мать.
Руби вздохнула. Прошло уже столько времени… Она должна суметь рассказать об этом.
— Ладно. Тот день был не из легких. Днем раньше отец закрыл свой ресторан, и мы все никак не могли свыкнуться с этой мыслью.
— У твоего отца был ресторан?
— Да, итальянский ресторанчик недалеко от дома, в котором я живу сейчас. Он не был очень популярен, но мои родители много вложили в него после возвращения из Италии. Они управляли им вместе, и у них было всего двое помощников, не считая нас с Ником. Мы помогали им перед школой и по выходным.
— Но тебе было всего десять! — изумленно воскликнул Кэл.
Руби улыбнулась, вспоминая, как любила смотреть на родителей за работой. Странно, но это воспоминание до сих пор возрождало то давнее чувство защищенности, хотя теперь Руби знала, что оно зиждилось на лжи.
— Ну, я в основном создавала видимость деятельности, всю работу делал Ник. Мне все очень нравилось, ему — нет. Даже до того, как…
Она замолчала. Ей вдруг расхотелось делиться этим с кем-то.
— Вот откуда у тебя любовь к кексам, — заметил Кэл, и его голос помог ей взять себя в руки.
— Да, моя семья поколениями имела отношение к готовке.
— Но Ник не унаследовал эту страсть? — уточнил Кэл.
— Ник ненавидел все, что связано с ресторанной деятельностью, — кивнула Руби. — Шум, суету… Но дело было не только в этом. У него не складывались отношения с мамой.
Почему она только сейчас смогла признать это?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Кэл.
— Она очень любила жизнь, любила все, что делает, вкладывала в любое занятие всю себя, полностью отдавалась ему. — Руби перевела дыхание, готовясь приступить к самому сложному. — Но с Ником она неизменно была холодна. Она никогда не целовала его, не обнимала с тем удовольствием, с каким целовала и обнимала меня. Папа чувствовал это и пытался возместить отсутствие любви: он всегда хвалил Ника, поддерживал его во всем, пытался вытащить из раковины, в которую он иногда загонял себя. Но все изменилось в ночь, когда умерла мама.
Руби прижала руку к груди, чувствуя, как возвращается то мерзкое, липкое ощущение.
— Нам всем было больно, — тихо продолжила она. — Она была частью нашей жизни. Мы все страдали, глядя, как она умирает от рака, но в ту ночь все стало еще хуже. Ник сказал что-то, я не помню что, но отец словно с цепи сорвался. Он начал кричать по-итальянски, что не хочет видеть Ника, не желает его слушать. Ник стал белый как полотно, а я заплакала, обняла отца и умоляла его прекратить. Он замолчал, а потом заплакал, прижимая меня к себе так сильно, что на следующий день у меня на руках появились синяки. Но Ника он так и не обнял. Он даже не взглянул на него.
Руби яростно вытерла щеки. Когда же она перестанет так реагировать на воспоминания об этом?
— Когда ты узнала, что Ник — внебрачный ребенок? — спросил Кэл.
— В день похорон я подслушала разговор отца и Ника. Мама призналась отцу перед смертью.
Чувство, что ее предали, вернулось с новой силой. Ее мучило не столько то, что мать была неверна отцу, сколько то, что она своим признанием разрушила их жизнь.
— Отец сказал, что ему все равно, что он по-прежнему считает Ника своим сыном, но Ник ему не поверил. Он замкнулся в себе и не реагировал на мои попытки достучаться до него. А я очень старалась. Я думала, что, если буду любить его достаточно сильно, все снова станет хорошо.
— Это вполне понятно, — уверенно сказал Кэл. — Моя сестра делала то же самое, когда наши родители ссорились. Она думала, что, если она будет идеальной дочерью, все наладится.
— Именно так, — кивнула Руби. — Наша семья разваливалась, а я ничего не могла сделать.
— Что стало с Ником?
— Он очень изменился, — вздохнула Руби. — Связался с плохой компанией, перестал ходить в школу. Со мной он не разговаривал, зато постоянно ссорился с отцом. Мне кажется, он все время пытался проверить, действительно ли отец любит его, как сказал. И вот однажды они поругались так сильно, что Ник ушел из дома. Отец сделал все, чтобы найти его, но не смог.
— Значит, ты больше никогда его не видела?
— Три года назад у отца случился инфаркт. Я знала, что он умирает, и он знал это, поэтому попросил меня отыскать Ника. Он хотел увидеть его перед смертью. И я наняла сыщика. Выяснилось, что брат живет в Сан-Франциско, пишет сценарии для голливудских фильмов.
Странно, но Руби все равно гордилась братом.
— Три недели я пыталась пробиться к нему через его агентов, а когда он наконец ответил мне, сказал, что ему все равно. — Руби сморгнула слезы. — Я позвонила ему еще раз, когда отец уже умирал, но он ответил, что не хочет его видеть. Мало того, он называл отца «твой отец». Я сорвалась, начала кричать, умолять, но он повесил трубку. Когда отец умер, я послала Нику приглашение на похороны, но он не приехал.
Руби посмотрела на Кэла: тот хмурился и неотрывно смотрел на дорогу.
— Вот, — криво улыбнулась она. — Теперь ты все знаешь. Поэтому я и набросилась на тебя из-за твоей сестры: услышала, как ты с ней разговариваешь, и вспомнила эту историю.
Руби опасалась, что зря все рассказала Кэлу, но в то же время была рада, что все объяснила. Кэл ни при чем; она выместила на нем все свое огорчение и боль, которую ей причинил Ник.