— С чего ты взяла?
— Они любят друг друга, а на тебя их уже не хватает.
— О боже, — выдохнул Кэл. — Любовь — просто слово, которым люди прикрывают похоть, зависимость или и то и другое.
Руби посмотрела на него с изумлением и жалостью:
— Как ты можешь так говорить? Неужели ты никогда не был влюблен?
— А ты, значит, была? И в кого же?
Что это за сверхчеловек, способный убедить Руби, что она влюблена?
— Тебе полный список?
— Давай, — фыркнул он, с удивлением ощущая укол ревности.
— Хорошо, — огрызнулась Руби, садясь на кровать. — Моей первой любовью был Джексон Далтон. У него были прекрасные карие глаза и густые волосы, и он…
— Вот видишь! Это всего лишь похоть. Он нравился тебе внешне.
Как и все женщины, Руби спутала инстинкт с чувством.
— А ты так хорошо в этом разбираешься? — насмешливо приподняла бровь Руби.
— Я просто… — начал Кэл.
— Я знаю, что ты просто, Уэстмор. Мне было одиннадцать, я даже не знала, что такое секс. Он провожал меня после школы, мы делились планами на будущее, и это была самая невинная связь в моей жизни.
— Все это ерунда, — отмахнулся Кэл. — Если этот Джексон был так важен для тебя, почему его нет сейчас рядом с тобой?
— Не допрашивай меня! Его семья переехала в Манчестер, когда мне было двенадцать.
— Как удачно, — насмешливо заметил Кэл.
— Что ты за циник! Неужели ты правда не любил ни одну из своих подружек? У тебя их были сотни, если верить твоей сестре!
— Она преувеличила, — сухо ответил Кэл. — Но нет, я никогда не влюблялся и намерен продолжать в том же духе.
— Кэл, — прошептала Руби после долгой паузы, и ее глаза наполнились слезами, от которых Кэл окаменел. — Это самое печальное, что мне доводилось слышать. Но почему, почему ты никого не подпускаешь к себе? Почему не хочешь испытать это самое прекрасное на свете чувство, которое делает тебя счастливым и ничего не требует взамен?
— Ничего не требует? — фыркнул Кэл. — А как насчет уничтоженных гордости и самоуважения?
Похоже, кто-то очень сильно ранил его, подумала Руби. Иначе как объяснить то, что он добровольно отгородился от всего мира? Почему отказывается от ощущения единства, дружбы, всех этих милых бытовых мелочей — атрибутов совместной жизни? Конечно, грустно расставаться с партнером, когда понимаешь, что он не тот самый, единственный твой мужчина. Иногда это даже больно, но никакая боль на свете не сравнится с тем, что она пережила, когда потеряла мать и брата.
— Кто она? — спросила Руби, ужасно злясь на незнакомку, которая так обошлась с Кэлом.
— Кто?
— Женщина, из-за которой ты потерял веру в любовь?
Кэл непонимающе нахмурился:
— Не было никакой женщины. Я же говорю, любовь — для дураков и романтиков. Я ни тот и ни другой.
Ничего не выражающее лицо Кэла напомнило Руби Ника, пытающегося спрятать свою боль и уязвимость за суровостью. Она коснулась щеки Кэла.
— Кэл, должно быть что-то, из-за чего ты никому не доверяешь. Это как-то связано с твоими родителями и их неудачным браком? Из-за них ты так циничен?
Он отстранился и горько сказал:
— Это не цинизм, это реализм. Они превратили жизнь Мэдди в кошмар.
— Ты прошел через то же… — заметила Руби.
— Нет, потому что знал, что их брак — фальшивка. Знал, что отец всегда готов снять штаны и не держит обещаний. Знал, потому что я был его алиби.
— Что?..
— Я был его алиби, — с трудом повторил Кэл. — Каждую субботу он говорил матери, что везет меня на дзюдо, а сам трахал очередную любовницу, пока я сидел в машине.
Руби в ужасе прижала руки к груди:
— Он брал тебя с собой?! Это омерзительно!
Кэл проглотил комок, не позволяя себе расклеиться. Он справился с этим много лет назад.
— Это открыло мне глаза на священное таинство брака и помогло понять, что любви не существует.
Ребенком ему очень хотелось рассказать кому-то обо всем, чтобы прекратить это, но он так ни разу и не набрался храбрости. Как нелепо, что только сейчас, когда это уже не важно, он чувствует в себе силы нарушить молчание!
— Кэл, это ужасно! Что же ты сделал?
Он услышал гнев в голосе Руби. Интересно, на кого он направлен? Кэл словно вновь ощутил обжигающую боль от удара по лицу, которым его наградил отец в ответ на угрозу рассказать всем. Больше желания не возникало.
— Молчал. На самом деле не так уж все было и омерзительно. Мне никогда не нравилось дзюдо.
— И сколько это продолжалось?
— Не помню, — дернул плечом Кэл.
Год, два? Тогда это сидение в западне, сотканной из лжи, казалось бесконечным. Он сидел и боялся, что мать и Мэдди узнают, и в его груди рос свинцовый ком ненависти. Когда все закончилось, он знал то, что не хотел знать об отношениях между взрослыми людьми, и презирал своих родителей: отца за ложь, мать за слабость. Он поклялся, что с ним такого не случится никогда.
— Но он остановился в конце концов? — с надеждой спросила Руби, а Кэл грубо хохотнул.
— В конце концов она узнала обо всем и выгнала его. — Он вспомнил их вопли и всхлипывания Мэдди. — Он вернулся через неделю, и она приняла его, потому что, видишь ли, любила его.
Руби смотрела на него с пониманием и теплом, словно все это имело хоть какое-то значение.
— Теперь все понятно, — пробормотала она, и он понял, что она сдалась.
— Давай-ка в кровать, — сказал он. — Я устал.
Руби провела рукой по его волосам и нежно поцеловала его.
— Нам обоим надо поспать, — прошептала она.
Возможно, она была права. Кэл действительно устал так, что с трудом стянул джинсы, но Руби, устраиваясь поудобнее, прижалась к его паху, и Кэл зашипел:
— Прекрати меня мучить, лежи спокойно.
— Ничего, Кэл, — тихо сказала она, когда его ладонь накрыла ее грудь с затвердевшим соском, — иногда секс помогает. Если мы будем осторожны…
Никакая помощь ему была не нужна, но он чувствовал себя так, словно стоит на краю пропасти и безумно хочет прыгнуть вниз. И он сжал ее бедро, касаясь губами ее уха:
— Просто постарайся не кричать.
— Постараюсь, — с сомнением пробормотала она, перекатываясь на спину, и сдавленно застонала, когда он сунул руку ей между ног.
Он ласкал ее, сгорая от желания и чувствуя, как каждое ее прикосновение распаляет его еще сильнее. Наконец, не в силах больше сдерживаться, Кэл навис над ней, раздвигая ее ноги, и одним плавным движением вошел в нее. Размеренно двигаясь, наслаждаясь ее тяжелым дыханием, он сам не заметил, как поднялся на самый пик, и крепко зажал Руби рот рукой, ловя ее крик, содрогаясь и чувствуя ответную дрожь.