Мел поднялась с постели и отправилась в душ. Ополоснувшись, надела старые джинсы, которые всегда носила дома и брала с собой в любую поездку, и любимую футболку в обтяжку. И отправилась на поиски.
Квартира Девлина в Нью-Йорке поражала не меньше, чем его парижские апартаменты. Безусловно, это было жилье не просто богатого, но и чрезвычайно честолюбивого человека. Все, от дверной ручки и кофейного столика до дорогой картины в раме и огромного плазменного телевизора, было выдержано в едином стиле. Безупречно выверенный интерьер и полное отсутствие миленьких безделушек отличали эту квартиру.
Как поняла Мел, именно здесь знаменитый писатель Девлин проводил большую часть своего времени, но, переходя из комнаты в комнату, не могла в это поверить. Квартира казалась ей не местом жительства творческого человека, а каким-то выставочным павильоном.
В дверном проеме одной из комнат Мел увидела Джека. Он сидел за большим письменным столом, его лицо было освещено компьютерным монитором, руки покоились на клавиатуре. Он задумался, и его взгляд скользил мимо экрана компьютера. За его спиной вдоль всей стены стояли огромные книжные стеллажи, ломящиеся под весом книг.
Мел не решилась заходить в его кабинет и осталась стоять в дверях, наблюдая за ним.
Через некоторое время он словно опомнился и принялся печатать. Пальцы его очень ловко порхали по клавиатуре.
Он долго что-то печатал, затем остановился, перечитал, всматриваясь в экран с легким прищуром, затем удовлетворенно кивнул, перевел взгляд, как оказалось, на узкий дверной проем и присмотрелся.
Разглядев за приоткрытой дверью Мел, которая не скрывала, что наблюдала за ним, он удивленно присвистнул:
— Привет! Ты уже проснулась?
Мел открыла дверь шире и, улыбаясь счастливой улыбкой, вошла в кабинет.
— Да, встала… Прости, если помешала тебе. У меня не было намерения отвлекать, но очень хотелось посмотреть на знаменитого писателя за работой. Мне любое творчество представляется непостижимой тайной, — восторженно проговорила Мел, бесшумно приближаясь босиком к его столу.
К этому моменту рассвет уже окрасил весь кабинет ярко-красным заревом.
— Иди ко мне. Я могу прерваться, — сказал Джек, удовлетворенно откинувшись на спинку кресла и проведя обеими руками по волосам. — Хорошо поработал.
Мел подошла к нему.
— Хочешь, я приготовлю нам завтрак?
— Не суетись, — лениво произнес Джек и, обхватив бедра женщины, поцеловал ее живот.
Мел нежно потрепала его по волосам.
Джек усадил ее на колени. Их лица оказались одно напротив другого.
И он, и она внимательно посмотрели друг на друга.
Их больше не разрывало нетерпение сомкнуть объятья, расцеловать, познать наслаждение в близости. Они могли бесконечно созерцать друг друга. И это было новым этапом в их отношениях. В тишине каждый сознавал, что им лучше вместе, чем врозь. Но Джек не готов был еще принять до конца эту новость.
— Чем это так вкусно пахнет? — спросил он, нырнув носом в ее волосы.
— Шампунь…
— А что ты говорила про завтрак? — напомнил ей Джек.
— А что бы ты хотел? — нежно поинтересовалась женщина.
— Блинчики с кленовым сиропом. Традиционный нью-йоркский завтрак. Я работал четыре часа. Можешь представить, как я проголодался!
— Неужели ты так и не лег? — восхищенно, но вместе с тем обеспокоено воскликнула влюбленная женщина.
— Представь себе. Муза — женщина строгая. Поднимет из постели и вырвет из самых нежных объятий на свете, — промурлыкал Джек Девлин.
Жар рассветного солнца оказался обманчивым.
Когда влюбленные вышли на улицу, их обожгло морозным воздухом. Кутаясь в пальто, накинутые на легкую домашнюю одежду, и прижимаясь друг к другу, как птички на обледенелых проводах, они пересекли проезжую часть.
С лучезарными улыбками на лицах они влетели в любимое кафе Джека. Он поцеловал ледяную руку Мел и еще раз посмотрел на нее долгим озадачивающим взглядом, от которого ей хотелось и смеяться и плакать.
Он никогда еще не был так полон жизнью, как в этот миг. Ни гнетущих воспоминаний, ни страхов, ни тоски, ни даже желания, кроме волчьего голода, кроме желания жить.
Джек был дома, он писал, он жаждал и получал желаемое. Он был хозяином своей жизни, своего таланта, своих чувств. Все казалось ему подвластным.
Он уже не мог вспомнить той тоски, что одолевала его в Лондоне, когда весь мир захлебывался от преувеличенных комментариев, открыв его последнюю книгу, которая даже ему казалась последней. Не мог припомнить того, что побуждало его подливать виски в бокал всякий раз, когда он возвращался из ресторана в свой номер в «Ритце»… До того самого мгновения, как он обнаружил в своем душе эту зеленоглазую худышку, которую сжимает теперь в своих объятьях.
Но он отлично помнил, как она, промокшая, жалкая и нелепая, городила околесицу, объясняя, что перепутала номер. А он велел ей, промокшей, раздеться и напоил ее виски, чтобы не простудилась, отчего ее моментально сморило. Отчетливо помнил каждое движение ее молодого хрупкого тела, когда он развязал поясок ее махрового халата. И тогда в самый первый раз она была так же покорна его власти, как и теперь, ночи спустя…
Джек посадил ее возле себя за столиком в светлом просторном кафе и прошептал:
— Надеюсь, ты так же голодна, как и я. Потому, что это будет лучший завтрак в твоей жизни.
Через минут пятнадцать-двадцать Мел бросила салфетку на стол и посетовала:
— Я нагрузилась под самую завязку. Мне очень грустно это признавать, но если я и впредь буду составлять тебе компанию за каждым приемом пищи, то превращусь в плотный мясной рулетик или в румяную сдобную булочку. За истекшую неделю я прибавила не менее десяти фунтов.
— Прибавь еще столько же, и можешь остановиться, — высказал свое пожелание Джек Девлин.
— Что?! — возмутилась молодая англичанка.
— На мой вкус, тебе не хватает мясца на бедрах, да и грудь могла быть пополнее, а то и ущипнуть не за что, — со смаком произнес Джек, сопровождая свои слова красноречивыми жестами.
— Ты сущий дьявол, Девлин. Не искушай! — шутливо отмахнулась от него Мел. — А что, если все съеденное скопится в районе живота? — спросила Мел и, смяв салфетку, запустила ею Джеку в лицо.
— Ты не пыталась мне возражать даже в «Ритце», когда мы еще не были парой. Почему же ты делаешь это теперь? — вопросительно изогнув красивые брови, обратился к ней Джек.
— Неужели ты действительно хочешь, чтобы я была толстой?
— Хочу. Тебя должно быть много, — пробормотал он, целуя ее в шею.
— А такая, как теперь, я тебя уже не устраиваю? — неожиданно обидевшись, спросила Мел, и ее глаза сердито засверкали.