– Ну! Большого ума мужчина. Правильно, в подземельях, и как вылезти отсюда? Наверх, что ли, топать? Вокруг монахов куча. Где–то наверху покои самого Владыки! Да еще, слышал же, топливные на Храм насели, так что сейчас здесь все на ушах стоят. Куча бородатых с ружьями… Ну и как нам отсюда смыться?
– На тепловозе, – сказал я.
– На чем?.. А! Да, на дизеле том. В депо охраны не много было, заметил? Точно, проберемся туда, сядем, раскочегарим машину – и ходу в туннель.
– А дальше куда?
– Вот дальше и будем решать. Пока что нам из Храма вырваться надо, а если наверх сейчас пойдем – никакого «дальше» не будет. Потому…
– Хорошо, убедил, – перебил я. – Но сначала надо забрать Юну.
– Чё?! – взвизгнул карлик. – Это еще зачем? Ты не слышал, что ли, об чем я только что талдычил?
Я нагнулся к нему и сжал пальцами узкое плечико. Чак сморщился.
– Мы должны забрать Юну, – раздельно произнес я, глядя ему в глаза.
Карлик дернул плечом, сбросил мою руку и локтем толкнул дверь, выходящую на лестницу, по которой нас привели сюда.
– Не пойду я за ней, наемник.
– Забыл про деньги, которые она обещала?
– Не забыл, но…
– Семь золотых, – напомнил я.
– Моя жизнь сто́ит дороже! Там, наверху, монахи толпами шастают, а ты туда хочешь идти! И еще жрецы! Конечно, тебя–то, может, не убьют, но меня так точно пришибут.
– Дело не в семи золотых, тут другое. Если мы Юну Гало спасем, если все же найдется способ с некрозом справиться, если все получится… Она нам благодарна будет, правда?
– Ну так и чего? – не понял он. – Слишком много «если», наемник.
– В любой рискованной операции много всяких «если». Так вот представь: мы вместе с Юной в Арзамас возвращаемся. Победителями. Она нас в Форт приводит, или где там их старшины живут…
Чак поразмыслил. И сказал, переступая порог:
– Нет, все равно наверх не пойду. Ты мне, конечно, смутил сейчас разум, наемник, заманчивое предложение, но… Ладно, вот что: я вас внизу подожду. Пролезу в тот тепловоз, осмотрюсь. Это я хорошо умею – пролазить незаметно. И вас буду ждать. Но недолго, слышишь? Все, больше не о чем говорить.
– Хорошо, тогда дай мне карабин.
Чак остановился на верхней ступени, ссутулившись, некоторое время стоял неподвижно, потом скинул ремень с плеча. Я подхватил карабин, а Чак вытащил из кармана патроны, которые забрал со стола.
– Я не обманываю, человече, – подожду вас. Но долго ждать не стану. А ты бы лучше туда не шел, наплевал на девку. Тебе ее из Храма не вытащить, гиблое дело.
– Не могу, – сказал я. – Ты всего не знаешь, и сейчас нет времени объяснять… Она мне нужна. По–настоящему нужна.
– Ну, как хочешь. – Он положил патроны на пол. – Тогда удачи, наемник. Тебе никогда в жизни она не нужна была так, как сейчас. – И быстро заковылял по широким ступенькам, переставляя ноги, будто ребенок.
Я подобрал и сунул в карман патроны, закрыл дверь на лестницу, взял пику. Махнул ею, зацепив наконечником низкий потолок, достал нож Григория, сделал надрез примерно на середине древка и сломал пику о колено. Качнул обломком – вот так, теперь им можно и как дубинкой действовать, и наконечником, если надо, кого–то проткнуть. В коридорах таким орудовать удобнее.
Еще минута ушла на то, чтобы стащить с Григория черную рубаху – Юна, когда мы ехали на дрезине Почтаря, упомянула, что тут их называют полурясами, – и нацепить на себя. Галифе монаха для меня были явно слишком коротки и широки в талии, но я все равно стянул их с тюремщика и штанинами связал его руки за спиной. Он застонал, но в себя не пришел. Я перетащил его в камеру, мертвого мутанта – в другую, закрыл двери, потом запер ту, что вела в коридор, ключами монаха. Ключи бросил под стол. Слегка распустил ремень карабина, перекинул через голову. Рукава полурясы оказались коротковаты, зато она была просторной и не жала в плечах.
Поправив карабин за спиной, я открыл третью дверь, разглядел в полутьме каменную лестницу и зашагал по ней вверх.
Вскоре стали слышны выстрелы. В Остановившись в начале длинного, полого изгибающегося коридора, я стволом карабина отодвинул край занавеса на окне с мутноватым стеклом – первым оконным стеклом, которое я увидел в этой реальности.
Коридор находился на нижнем этаже здания, окруженного гранитной стеной. Лучи закатного солнца озаряли вершины красных башен. Кремль! Вот, что они называли Цитаделью… Иногда в окошках башен поблескивали вспышки. Над одной развевался черно–желтый флаг. Хорошо, а где я нахожусь? В храме Христа Спасителя, вот где. С огромного центрального купола монахи могут простреливать внутренний двор Кремля, то есть Цитадели, и площадь с Мавзолеем. Интересно, он разрушен?
В окруженном гранитной стеной внутреннем дворе Храма ровными рядами росли деревья и тянулись аккуратные каменные дорожки. Возле сторожевых будок стояли монахи с желтыми повязками на рукавах, горели костры. Бесхвостая лошадь тащила по аллее к стене «сорокопятку» с угловатым бронещитком в заклепках и литыми колесами из пластика. Следом, положив руку на орудийный ствол, шагал монах.
Когда я отошел от окна, в другом конце коридора хлопнула дверь. Раздались голоса, быстрые шаги. Откинув занавес, я нырнул за него и влез на подоконник. Занавес лег на место. Шаги стали громче – и стихли. Я не видел людей, а вот они на фоне льющегося из окна света могли различить мой силуэт. Хотя на улице вечер, а занавес плотный…
– Что случилось? – прозвучал голос совсем рядом. Что–то скрипнуло.
Я приподнял карабин, чтобы выстрелить прямо сквозь занавес, но тут другой голос откликнулся:
– Зальем кровью весь пол. Быстрее, он же умирает!
– Сейчас, только удобнее перехвачу, – произнес третий.
Стон, опять скрип, звук шагов – люди удалялись в ту сторону, откуда я пришел.
Выглянув из–за края занавеса, я увидел четырех монахов, которые тащили носилки с раненым. Полурясу с него сняли и кое–как перемотали ею залитый кровью живот.
Монахи скрылись за поворотом коридора, стукнула дверь, и я слез на пол. Уже собрался откинуть занавес, но что–то заставило оглянуться – на каменной дорожке во дворе стоял молодой монашек с желтой повязкой на рукаве и пялился на меня. Когда мы встретились взглядами, он встрепенулся и, стаскивая со спины ружье, бросился к крыльцу слева.
Вскинув карабин, я прицелился в него сквозь стекло. Нет, нельзя стрелять – монахи сбегутся со всех сторон… Что делать? Сейчас он подымет тревогу, и тогда конец…
А ведь коридор, судя по всему, ведет в соседнее здание, куда и бежит монашек. Сообразив это, я сорвался с места. Не было времени прислушиваться, есть ли кто в помещении за дверью в конце коридора – распахнув ее, я прыгнул вперед, выставив перед собой карабин.