Я верил им – и все же поехал.
Двигатель джипа работал на удивление тихо. Сунув хауду в чехол на дверце, из которого оружие было удобно выхватывать и стрелять на ходу сквозь боковую щель в броне, я повел машину по склону, разбрызгивая колесами грязь.
* * *
Не знаю, сколько точно дней прошло с тех пор, как под вечер, едва живой, я добрел до Арзамаса. Наверное, недели две–три – хотя здесь не было недель, так же как и месяцев, и лет, вместо них люди считали декады, сезоны и циклы. Так или иначе, рана моя заживала, швы давно снял лекарь Форта, и бок теперь начинал болеть, лишь если я бежал или приседал несколько раз подряд.
В Арзамасе, когда я появился там, царил хаос. Нижние кварталы, с которых плесень слизала всю зелень, превратились во что–то тусклое и странное – все поверхности будто покрылись патиной, постарели разом на пару сотен лет. По улицам бродили попавшие под некроз, лишенные разума люди, которых не спасло излучение прибора; спешно высланные из Форта вооруженные отряды отстреливали их. Меня никто не встречал. За стену на вершине горы мне удалось проникнуть лишь благодаря тому, что в Форте, как вскоре выяснилось, началось восстание.
Позже я узнал: у Тимерлана был совет, который состоял из пятерых. Двое, когда глава совета скончался, присоединились к Юне Гало после того, как про нее сообщили с висящего над Фортом дирижабля небоходы и девушку вместе с Чаком привезли высланные из Арзамаса машины. Остальные хотели сделать главой МехаКорпа человека, до того руководившего Охраной, то есть службой безопасности Корпорации.
К слову, когда некроз отступил, небоходы сразу же улетели. Позже один дирижабль завис над тем местом, где опустилась авиетка Карабана Чиоры. Пилот, как и обещал, вручил мне свою хауду с патронташем, затем передал поврежденный излучатель людям, спустившимся с дирижабля в люльке на тросе, залил в починенный бак авиетки горючее из канистры, которую они ему доставили, и улетел. Следом уплыл дирижабль, а я поплелся в сторону города, где попал, как говорится, из огня да в полымя.
Ко всем прочим неприятностям, у меня начался сильный жар. Но, с другой стороны, мне и повезло – я как–то сразу выбрел на ту сторону разделенного на два враждебных лагеря Форта, где засели люди Юны и примкнувшей к ней части совета.
Меня уложили в каком–то дальнем орудийном каземате, и окончательно я пришел в себя лишь спустя несколько дней, когда трое враждебных Юне членов совета уже висели на железных крюках, торчащих из стены по сторонам от центральных ворот Форта. К тому времени Юна тоже немного оправилась от раны в плече, мы виделись несколько раз, она рассказала мне о происходящем.
Потом меня переселили в комнату под крышей бревенчатой башенки на стене Форта. Здесь было куда лучше: удобная кровать, стол, табурет, но, главное, тут пахло оструганным деревом, а не порохом. Както вечером Юна пришла ко мне, когда я стоял на крошечном балконе с самокруткой в зубах и разглядывал окрестности. Заканчивался нечастый для этого сезона безоблачный день, к вечеру с севера наползли тучи, теперь они висели над миром, будто темные горы. Ветер нес редкие капли дождя, было свежо и прохладно. Я стоял босой, в одних штанах, уперев локти в ограду. По звуку шагов понял, кто это, и не стал оглядываться. На плечо легла теплая ладонь, скользнула по спине, пальцы легко коснулись повязки на заживающей ране. Щелчком отправив вниз самокрутку, я повернулся. Юна стояла совсем рядом, одетая в легкое платье и сандалии. Я впервые видел ее в платье. Она положила другую руку на мой затылок и притянула голову к себе. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом ее губы шевельнулись, но я не дал ей ничего сказать – наклонился ниже и поцеловал.
Потом, когда уже давно стемнело и мы лежали в постели, прижавшись друг к другу, под одеялом – мы так и не закрыли дверь на балкон, в комнате стало холодно, но вставать никому не хотелось, – я спросил:
– Где Чак? Он ни разу не показывался.
– И не покажется. Он сбежал.
– Сколько унес?
– Откуда ты знаешь? – Приподняв голову, Юна посмотрела на меня. – Он говорил тебе, что собирается сделать?
– Ничего он не говорил. Но Чак ведь вор, догадаться нетрудно.
– Но он мог бы заняться этими солнечными батареями в наших мастерских! У нас лучшие мастерские на севере Пустоши!
– И что, Меха–Корп отдал бы ему результаты, если бы все получилось? – сказал я. – Конечно, нет. Батареи достались бы вам, и Чак это понимал.
Она снова положила голову на мое плечо.
– Пока в Форте стреляли и дрались, он забрался в… в одно место, в подвалах, и унес… Я даже не знаю, сколько. Он как–то прожег толстую дверь и вскрыл замок. Наш казначей до сих пор ходит бледный и трясется от злости при одном упоминании о Чаке. Он объявлен вне закона, любой член Корпорации должен немедленно схватить его и доставить в Арзамас, если только увидит. Но я сомневаюсь, что его увидят… Ну хотя бы потому, что теперь он, наверное, один из самых богатых людей Пустоши.
– В любом случае, он самый богатый карлик Пустоши, – усмехнулся я, и Юна снова подняла голову.
– Что? – спросил я.
– Ты улыбнулся.
– Да, и что тут такого?
– Я впервые вижу это. За все эти дни ты не улыбался ни разу. У тебя такое лицо… Я думала, ты вообще не умеешь улыбаться.
Я закрыл глаза. Некоторое время мы лежали молча, а потом она спросила:
– Ты не останешься?
– Нет, – сказал я.
– Ты бы мог стать главой Охраны. Совет согласится, если я предложу. У тебя… – Юна надолго замолчала и договорила: – У тебя будет все. И буду я.
Вместо ответа я положил ладонь на ее затылок, скользнул пальцами по шее над плечом – и ощутил уплотнение, твердый плоский бугорок под кожей там, где татуировка.
– Куда ты пойдешь? – спросила Юна.
– Точно не знаю. Думаю, к небоходам.
– К летунам?.. Зачем?
Что мне было сказать ей? Что на самом деле я не отсюда и в том месте, где жил раньше, водил большие железные авиетки, способные летать на огромной скорости? Что я привык к небу и снова хочу подняться в него? И что дело даже не в небоходах – оставшись здесь, я снова стану винтиком, частью созданной кем–то системы, а отправившись в путешествие по этому миру, смогу, возможно, найти для себя другую роль?
Найти себя самого?
Она бы вряд ли поняла меня. И я соврал, что небоходы вызывают во мне какие–то смутные воспоминания, возможно, мое прошлое было как–то связано с ними, потому–то я и хочу попасть в Улей.
Арзамас я покинул спустя несколько дней. Поиски в городе, расспросы живших в Форте людей, в том числе старого лекаря, лечившего отца Юны и помнившего ее совсем маленькой, поначалу ни к чему не привели. Но лекарь вел себя как–то нервно и отводил взгляд, так что в конце концов я прижал его, и он рассказал, что на самом деле Юна Гало не дочь скончавшегося главы Меха–Корпа – вернее, она его приемная дочь. Про это теперь почти никто не помнил. Тимерлан нашел Юну на равнине к востоку от города (тогда еще там не было некроза) – пятилетнюю девочку, которая говорила странные вещи и много плакала.