— А, развлекаешься, — весело объявил, входя, Белорус, — любите вы, молодые, кулаками помахать. А мне несолидно как–то, я обычно с первого выстрела… Э, да это и есть Катран, что ли?
Туран только теперь разглядел противника. Высокий тощий парень, довольно молодой. Лицо у Катрана было вытянутое, странно узкое, будто заостренное, и взгляд голодный. Неприятный тип. Одет он был в длинный плащ песочного цвета. Белорус, не теряя времени, проворно обшарил пленника, отыскал тощий кошель.
— Что ж так, а, Коська? Говорят, грозный бандит, половину Пустоши в страхе держит, а в кошельке пусто! Эх, до чего измельчал нынче человек…
Коська молчал, только водил узкой челюстью, на которой после удара Турана разливался кровоподтек.
— Измельчал… Разве это бандит? Так, мелочь. Вот раньше, бывало… э, а это что у тебя? — Белорус выудил из–под ворота Катрана тесемку, потащил и извлек плоский треугольный мешочек. — Надо же, кохар! Смотри–ка, совсем как настоящий, не хуже моего.
— Люди, не убивайте, — замычал бандит. — Отпустите!
— Еще чего — отпустить! А развлечения? — Белорус упрятал добычу в карман и огляделся. — О! Вот что мне нужно.
В углу среди разнообразного хлама валялась бухта каната, с виду прочного.
— Я скажу, куда Фишкин бензовоз поставил, отпустите? — снова заговорил Катран.
— Толку с твоего бензовоза, Фишка его из рук не выпустит… — Белорус быстро соорудил удавку. — А ну держи его, Тур!
Туран не понял, что хочет сделать приятель, но ухватил пленника покрепче, тот дернулся раз, другой, Белорус придавил его ноги коленом и накинул на щиколотки удавку. Дернул, затягивая петлю.
— Я вам секрет скажу, вы богатыми будете! — быстро затараторил Коська. — А с меня хоть так, хоть этак, много не возьмете.
— Это верно, взять с тебя нечего. Но я все же попытаюсь нынче получить свою выгоду.
Вскоре пленник болтался вниз головой снаружи, веревку Тим закрепил на ржавой трубе под окном, перекинул через плечо и теперь понемногу стравливал, приговаривая:
Тим Белорус, когда начнёт,
Доводит до конца —
Натаниэля Фишку влёт
Поймает на живца!
Люди Фишки столпились под окном, наблюдая, как к ним в руки медленно опускается Коська. Тот боялся пошевелиться, чтоб не вырвать веревку из рук Белоруса, но когда увидел жадные глаза старика Натаниэля, задергался и заорал:
— Эй, подними! Подними! Ты чего?! Скорей!
Натаниэль, хищно растопырив скрюченные пальцы, устремился к пленнику, тогда Белорус потянул веревку и крикнул:
— Туран, помоги!
Вдвоем они втянули бандита повыше, тот согнулся в поясе, зашарил руками по стене и закричал:
— Не отпускай! Держи крепко! Не отпускай!
— Тебя, Коська, не поймешь, то «отпусти», то «не отпускай»… Эй, Фишка! Накинь десять золотых премии, тогда получишь это счастье! — Белорус встряхнул веревку, и Коська, уже успевший зацепиться за трещину в стене, снова закачался, шурша плащом по иссеченной пулями осыпающейся штукатурке.
— Мы так не уговаривались! — заорал снизу старик.
— Растопчи меня кабан, с кем приходится иметь дело! Что ж ты такой жадный, а?
— Не отпускай! — снова подал голос Катран. Теперь он терся о стену под самым окном. — Я секрет скажу, правда! Этот кохар я с деда снял! Дед с Фишкиным караваном ехал, попутчик! Он отбивался, меня укусил два раза… крепкий дед! Кричал, что если его в Киев сопроводить, то Храм тамошний за него, за деда то есть, сотню золотых отвалит! Послание важное…
— Серебряк киевский дам! — заорал Натаниэль. — Слышь, ты, рыжий? Два серебряка!
— Я не рыжий, я золотой, я стою дорого! Сказал же: десять гривен!
— Не слушай Фишку, он обманет! — в отчаянии взвыл Катран, которого Белорус, задумавшись, опустил немного ниже, так что Натаниэль, резво подпрыгнув, едва не ухватил «живца» за волосы. — Эй, в чем дело?! Я же тебе такой жирный куш даю! А отпустишь — не узнаешь, где дед под замком сидит!
— Здесь он, в подвале сидит, — заговорил Туран. — Вы же здесь жили, здесь и добычу, конечно, держите. Я и без твоих слов сходил бы проверить.
— Точно, Тур, — поддержал Белорус, — я в подвале пошарю — небось не только драгоценного деда найду, но и много всякого разного добра, а?.. Натаниэль, ты подумал над моим предложением?
— Дам гривну!
— Десять! Не жмотись, смотри, какой товар у меня! — Тим тряхнул веревку. — Разве он не стоит десятки?
— Две!
— Ладно, некроз с тобой! Девять!
— Три!
— Туран, поднимай Коську.
— Семь! Семь гривен!
— Повезло тебе, Катран. Другой бы тебя пристрелил, а я отпускаю.
* * *
Спускаясь в подвал. Белорус заговорил совсем другим голосом. Веселость его улетучилась, и тон был скорее расстроенный.
— Давно хочу тебе сказать. Тур: мелкое здесь все. Ну что мы с тобой совершили, будем говорить, героического со времен Херсонградского побоища? Да ничего, затопчи нас кабан!
— Я отомстил за семью.
— Ну да, конечно, это верно. Ну а потом? Вот возьмем, к примеру, этого убогого Катрана… Мелочь! Поди–ка сравни его с Макотой, да он же словно ползун перед панцирником! Тьфу, а не бандит! Нет, и не спорь со мной! Измельчала Пустошь, иссякла! Нет героев, не осталось ни одного великого злодея… Тогда, после драки с Макотой, я как рассуждал? Мы с Тураном будем колесить по Пустоши, вызнавать всякие ее секреты и разгадывать загадки, это окажется очень весело! И очень доходно! А потом я приду к Макс и скажу: «Угости меня обедом, красавица, а я тебе расскажу такое, что у тебя уши трубочкой свернутся…»
— Дался тебе этот обед, третий сезон о нем мечтаешь. Пришли. Ага, заперто… Погляди в кошельке Коськи, ключа там нет?
— Вот он, ключик.
Белорус отпер замок, они отворили дверь. За ней начинался длинный коридор, изнутри пахнуло плесенью. Тусклого света, льющегося с лестницы, хватало, чтобы разглядеть проход на пять–шесть шагов. Дальше было темно.
— Эй, душа живая, отзовись! — позвал Белорус. — Дед, выходи!
Тишина.
— Неужто соврал Коська? Ай–яй–яй, пред смертью врать — как нехорошо… дед, ты здесь? Мы — отважные герои, спасти тебя пришли!
— А тут я, — сочным басом ответили из темноты.
Перед Белорусом во мраке возник приземистый силуэт. Передвигался старик совершенно бесшумно.
— Выйдем на свет, — сказал Туран.
— Погоди, а пошарить здесь, барахло бандитское поискать?
— Нет здесь ничего, иначе пленника не заперли бы, — бросил Туран через плечо. Он уже шагал по лестнице. Белорус вздохнул и пошел следом, бормоча: