— Будут казнены в один день с отцом.
— Что ж, надеюсь, нас к тому времени уже отправят. Конечно, Атейлер и его дети — не то, что его беременная жена, но мне и их казни наблюдать совершенно не хочется.
— Кто ж нас позовёт-то, — сдержанно усмехнулся мой друг.
— Так радоваться надо! Кстати, как охотники? Справляются?
— Пока их в настоящем деле не проверяли. Задания были самые обычные. Но посмотрим.
— Хорошо.
Утро накрыло нас роскошью рассветных красок уже на пути к замку Вальгрев, но никому не приходило в голову жаловаться. Впервые, пожалуй, я был рад выступлению в поход до рассвета (благо хоть в этих широтах не бывает ни белых ночей, ни тёмного времени суток, длящегося от силы три часа) со всем, что к такому раннему выходу прилагается. И сонливость, и дрожь, пробирающая не от холода, а чисто от дискомфорта — всё это терпимо. Фиг с этим неуютом, главное побыстрее оказаться подальше от ароматного Города роз, которому предстояло превратиться в место массовой садистской казни. Подальше от запахов драгоценных парфюмерных масел, теперь жёстко ассоциирующихся у меня с несправедливостью, унижением, угрозой, дикостью, запредельной жестокостью.
Я знал, что следом за нашим отрядом выступают и основные силы Солор, которым предстояло атаковать Руэвесту, Россох, Пеглев, Учех, Вальгрев и несколько фортов помельче. И для всех случаев приказы примерно одинаковы: сокрушить, занять крепость, захватить в плен предводителей, если нет возможности захватить — лучше убить. Следующим на очереди оказался целый Маженвий, большинство лордов которого предпочло либо примкнуть к мятежу, либо помогать ему чем не жалко.
Перед выступлением из Копья роз я подал одному из адъютантов её светлости записку с предложением часть войск транспортировать в Маженвий через «гармошку», благо опытные охотники под рукой, и знал наверняка, что моё предложение доберётся до адресата.
Руэвеста пала через три дня яростных и очень мощных штурмов, Пеглев и Учех сдались без боя. Перепуганные владельцы двух последних крепостей пребывали в таком отчаянии, что молили о пощаде и меня, и даже моих замов. Разумеется, без особого успеха — я даже приблизительно не представлял, кто именно будет решать их судьбу. Если Лагрой, то даже гадать не приходится, и так понятно, как отреагируют на их мольбы.
Да, мне искренне жаль сдавшихся. Я ценил то, что эта сдача сэкономила мне пару сотен жизней моих бойцов — это самое малое. Но себя всегда жальче, и едва ли кто-нибудь станет меня за это упрекать. Такова уж жизнь.
Под стенами Вальгрева меня нагнало письмо Моресны. Было в этих изысканных каллиграфических строчках нечто настолько сокровенное, что около полутора суток у меня даже развернуть листок не получалось — все попытки остаться хоть в относительном одиночестве проваливались с треском. Зато потом ожидание с лихвой вознаградило. Жена передавала, что скучает, волнуется, умоляла поберечься, не забывать о ней, при возможности черкнуть хоть пару строк о себе.
Стало стыдно, потому что ведь сколько времени прошло с получения последнего письма, а я так и не нашёл времени ответить. Что ж, раз на штурм пока не гонят, можно и потратить полчасика на семью. Причём самому лучше не геройствовать, предоставить перо и бумагу профессионалу, иначе каракули моего производства солоровские писцы будут разбирать до самого возвращения армии с войны. У меня есть возможность воспользоваться услугами кого-то из штабных писцов.
Завладев вниманием одного такого, я постарался уверить супругу, что здоров, цел, успешно выполняю все поручения, помню, скучаю, люблю, был очень занят, потому и не ответил, а с демоницей, оставленной на попечение, можно не церемониться и гонять в хвост и в гриву. Писец с равнодушным видом водил пером по бумаге, всем своим видом демонстрируя, что ему всё равно, какую фигню записывать за диктующим. Да и, судя по тому, как свободно были изложены душевные устремления Моресны, моя жена тоже мало стеснялась наёмного грамотея. Видимо, тут так принято.
Заканчивая диктовать письмо, я разглядывал стены Вальгрева. Красивая крепость, фундамент окутан зеленью, будто невеста покрывалами, островерхие крыши вознесены в небо. Живописно… Здесь было очень много грушевых садов, они уже давно отцвели, на ветках набухали будущие плоды, и, судя по всему, поселян ждал очень обильный урожай. Осенью Империя не будет знать недостатка в грушевом сидре.
От Вальгрева как-то не приходило в голову ждать долгого сопротивления. Защитники цитадели избегали проявлять яростную самоотверженность, действовали аккуратно, осторожно и больше смахивали на людей, выжидающих удобного момента, чтоб выгодно провести переговоры.
Я удивился, узнав, что под стены этой крепости ждут прибытия самой Аштии, и сперва даже не поверил. Если и появится, то проездом. Однако оказалось, что ошибся — в безопасном уголке лагеря вскоре появился знакомый мне скромный шатёр, и над ним — маленький стяг с личным знаком главы Дома Солор. Разумеется, он недолго провисит тут приманкой для вражеских глаз, но какое-то время и пусть даже с риском — должен.
А через пару часов меня вызвали к её светлости.
— Я слышала, твои отряды накрыли в лесу небольшое подкрепление, шедшее к замку.
— Да, это так, госпожа. Сам я не участвовал, но доклад мне предоставили детальный. Подкрепление действительно было совсем маленькое. Человек четыреста, не больше.
— При защите крепости четыре сотни человек — это важно. Так. Если шло подкрепление, значит, и потайной ход находился где-то рядом с тем местом, где вы их обнаружили.
— Да, госпожа, но его успели обрушить.
— Без церемоний, Серт… Очень жаль. Придётся по старинке.
— У меня сложилось впечатление, что обитатели замка будут не прочь сдаться. Они придерживаются очень осторожной тактики…
— Ошибочное впечатление. Осторожность вполне обоснована — они ведь знают, с кем имеют дело. Но вот уж чего никак нельзя ожидать от Вальгрева, так это сдачи. Ни в коем случае.
— Почему?
— Потому, Серт, что замок этот принадлежит Аллеху. Помнишь такого?
— Аллеху?
Конечно, я помнил этого человека. Штабист, один из приближённых Аштии, который предал её, выбрав сторону Атейлера, и без малого не настиг тогда. А настиг бы, так убил без размышлений. Приподняв бровь, я посмотрел в безмятежное лицо своей покровительницы. Ни радости, ни ожесточения, ни алчной жажды крови — одно лишь вызывающее спокойствие.
— Именно так.
— Потому ты и не предложила сдачу?
— Я-то могу предложить. Только Аллех и его офицеры не такие дураки, чтоб соглашаться. Я всё-таки высоко ценю его умственные способности. Он знает, что я не прощу. И я действительно не прощу никого из них и никогда. — Она снова улыбнулась. — У женщины очень хорошая память на предательство.
— У памяти такого рода нет гендерных особенностей.
— Каких?
— Особенностей пола. Тут не от пола зависит, а от человека. Знаешь, я в растерянности. Твой человек должен быть хорошим военачальником. Не так-то просто будет подловить его на ошибке. Чем он у тебя занимался?