Потом мы очень долго и серьезно, крайне заинтересованно беседовали об извращениях. Сначала она спросила, не имел ли я половых сношений с мужчинами. Я ответил: «Нет». И в свою очередь поинтересовался (поскольку подумал про себя, что она хочет, чтобы я спросил ее об этом), не трахалась ли она с женщинами.
— …нет.
— … А ты хотела бы?
— … А ты хотел бы, чтобы я этим занялась?
— … Конечно, почему бы и нет?
— … А ты хотел бы при этом присутствовать?
— … Пожалуй, не отказался бы.
— … Тогда это можно устроить.
— … Да?!
— … Да.
— … Что ж, я думаю, мне это понравится.
— Ах! — сказала она саркастически. — Думаю, тебе это точно понравится.
И рассказала мне о том, что буквально месяц назад, когда она лежала с высокой температурой, к ней пришли ее друзья — супружеская пара, — чтобы приготовить обед. Пообедав, друзья заявили, что хотели бы потрахаться в ее присутствии. Сказано — сделано. Они трахались на ковре и ее спальне, а она, сидя в постели с температурой под сорок, наблюдала за парочкой.
— И знаешь, что они хотели еще?
— Что?
— Они попросили меня, чтобы я ела банан, когда буду смотреть на них.
— Ради скрытого символизма, конечно же.
— Чего-чего?
— Ну… так зачем им понадобилось, чтобы ты ела банан?
— Блин, откуда я знаю. Наверное, чтобы ощущать мое присутствие. Чтобы слышать меня, сечешь? Как я жую… Слушай, а ты только лижешь, или еще и трахаешься?
Настоящая Маккой! Моя шлюха из «Эмпайр Бурлеск» — без тех грудей, конечно, но уж очень симпатичная!
— Трахаюсь, конечно.
— Я тоже.
— Какое совпадение, правда? — говорю я. — Надо же было такому случиться, что мы встретились…
Тут она впервые рассмеялась, но я, вместо того, чтобы успокоиться, вдруг понял — сейчас из шкафа выскочит какой-нибудь кастрат и вонзит мне нож прямо в сердце; или сама она взбесится, смех перейдет в истерику — и одному только Богу известно, какая катастрофа последует вслед за этим. Эдди Уейткус!
Может, она проститутка? Маньячка? Может, она сообщница какого-нибудь пуэрториканского громилы, который вот-вот нагрянет и лишит меня жизни — ради сорока долларов в моем кошельке и часов от «Корвета»?
— Послушай, — говорю я с умным видом. — Ты занимаешься этим… так сказать… постоянно?
— Это что еще за вопрос? Что за говенные намеки?! Ты что — очередной бессердечный ублюдок, да? Ты что думаешь — у меня нет никаких чувств? Да?!
— Извини, пожалуйста. Прости меня.
Однако вместо ожидаемой вспышки ярости за этими словами последовали слезы. Какие еще нужны свидетельства тому, что у этой девушки не все в порядке с нервами? Любой здравомыслящий человек, окажись он тогда на моем месте, немедленно вылез бы из постели, оделся и убрался оттуда ко всем чертям как можно скорее. И благодарил бы судьбу за то, что остался в живых. Но разве вы еще не поняли, что мой здравый смысл — лишь иное название моих страхов! Мой здравый смысл — это унаследованный мною из нелепого прошлого ужас, с которым я не могу расстаться! Этого тирана по имени «супер-эго» следовало бы вздернуть на виселице! Этого сукина сына надо бы повесить вверх ногами, накинув петлю на его десантные ботинки — пусть болтается, пока не сдохнет! Кто трепетал от страха на улице — я или эта девушка? Я! Кто дерзил, кто нахальничал — я или девушка? Девушка! Эта чертова девушка!
— Знаешь, — сказала она, утирая слезы наволочкой, — знаешь, я солгала тебе. Если тебя это, конечно, интересует. Может, ты хочешь написать об этом, или еще что-нибудь…
— Да?! И про что же ты мне наврала? — спрашиваю я.
Ну конечно! Сейчас-то из шкафа и выскочит черномазый, поблескивая глазами, зубами и лезвием ножа! И заголовок в газете: «ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОРОДСКОЙ КОМИССИИ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ РАВНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ НАЙДЕН ОБЕЗГЛАВЛЕННЫМ В КВАРТИРЕ ПРОСТИТУТКИ!»
— Я, блин, солгала тебе, в натуре…
— Послушай, я не понимаю, о чем ты говоришь…
— Я хочу сказать, что они не хотели, чтобы я ела банан. Мои друзья не хотели, чтобы я ела банан. Я сама хотела есть банан.
Отсюда — «Мартышка».
Так почему же она солгала мне? Я полагаю, что подобным образом она хотела произвести хорошее впечатление — подсознательно, конечно, — на человека, который выше ее: несмотря на то, что я снял ее на улице, несмотря на то, что она отсосала у меня, а потом и проглотила мою сперму, несмотря на развернувшуюся затем дискуссию об извращениях… она не хотела, чтобы я воспринимал ее как женщину, целиком посвятившую себя сексуальным излишествам и приключениям… Потому что брошенного на меня мельком взгляда хватило ей для того, чтобы представить, какой жизнью может отныне зажить и она… Никаких больше самовлюбленных плейбоев в костюмах от Кардена; никаких женатых рекламных агентов из Коннектикута на одну ночь; никаких подогретых запеченных печенок на завтрак; никаких ужинов в «Павильоне» со старыми хрычами от косметической индустрии… Все! С этим покончено! Ибо обитавший в ее сердце все эти долгие годы мужчина мечты (как выяснилось), мужчина, который станет верным супругом и добрым отцом, — этот мужчина был… евреем. И каким евреем! Сперва он вылизал ей пизду, а потом незамедлительно начал разглагольствовать, объяснять все и вся, раздавать советы направо и налево, рекомендовать ей, какие книги читать и за кого голосовать — и вообще учить ее тому, как следует жить. И как не следует.
— Откуда ты все знаешь? — спрашивала она осторожно. — Я имею в виду — это же всего лишь твое мнение.
— То, что ты считаешь моим мнением, девочка, — это истина.
— Блин, это значит, что об этом знают все?.. Или только ты?
Еврей, который заботился о благосостоянии всех бедняков Нью-Йорка, лизал ей пизду! Мужчина, которого показывают по образовательному каналу, кончил ей в рот! Доктор, она наверняка просчитала все в мгновение ока, да? Способны женщины быть такими расчетливыми? Может, я слишком наивно отношусь к пизде? Она все поняла и спланировала еще там, на углу Лексингтон-авеню, правда?.. Весело потрескивает огонь в камине нашего загородного дома, отбрасывая блики на заставленную книжными полками гостиную; нянечка-ирландка купает малышей перед сном. А вот и мать чудных малышей — гибкая, стройная, — бывшая манекенщица и извращенка, дочь угольных копий Западной Виргинии, мнимая жертва дюжины отъявленных негодяев. Вот она — в пижаме от Сен-Лорана и тапочках со смятыми задниками — вдумчиво уставилась в томик Сэмюэла Беккета… А рядом с ней, на ковре, устроился ее Супруг, О Котором Столько Говорят, Самый Святой Член Комиссии Города Нью-Йорка… Вот он — с трубкой, с редеющими курчавыми еврейскими волосами — во всей красе своего еврейского мессианского рвения и обаяния…