Из операционной вышла Марина в свежеизготовленном костюме. Бандикуту и впрямь удавалось бронепортняжничество: старый скафандр сидел на девушке плохо, а этот смотрелся даже с некоторым шиком.
— Спасибо, дядя Серёжа, — сказала Марина, и Бандикут, снова покраснев, принялся собирать с пола раскиданные инструменты. — Володя, а вы себя как чувствуете?
— Нормально практически. — Рождественский допил молоко, поискал, куда бросить пустой пакет, и поставил его на холодильник.
— Так мы сегодня пойдём?
— Сколько нам до поста тащиться? — спросил лейтенант у Бандикута.
— Полчаса, ну, минут сорок. Если всё будет спокойно.
— Может, в самом деле не будем валандаться? Чего ждать-то?
— Я вообще-то ждал, пока ты выспишься, доктор-врач. Надо — хоть ночью пойдём.
— А сейчас, кстати, что? — смутился Володя, который и в самом деле потерял счёт времени.
— Утро, утро сейчас, — благодушно его успокоил Бандикут. — Собирайтесь, да и пойдём. Пораньше — оно вернее получается: кто-то ещё спит, кто-то уже спит, разве что железякам по фигу, когда по Зоне шляться.
Но вскоре выяснилось, что по фигу не только железякам.
Бандикут настоял на том, чтобы предварительно позавтракать.
— Тебе, может, и поллитры молока хватит, а мне надо чего поплотнее. Обмен вещёств у меня, как у морского конька, — пояснил он. — Поспешный. К тому же ты скоро будешь по ту сторону Барьера в кабаке сидеть с генералами, Первозванного своего обмывать да эскалопы уминать один десяток за другим, а я пока ещё до своего подвальчика доберусь… Да и там ты всю жратву спёр, если помнишь, а что не спёр, то понадкусывал. Ещё и дверь попортил, чинить теперь придётся.
В качестве искупительного жеста Володя поджарил на древней газовой плитке большущую сковороду яичницы с беконом. Конечно, это была ерунда, а не яичница, отец такую без колебаний выбросил бы в помойное ведро. Вот если бы сюда помидорчиков, да немного болгарского перчика, да вместо бекона — свиных колбасок или маленьких тефтелек, да ворчестерширского соуса, да свежей зелени, да молотого душистого перца… А так получилась голая глазунья, да ещё и на маргарине — сливочного масла, как ни странно, у Растамана в холодильнике не нашлось. Холестерина, что ли, боялся подлый жиртрест.
Коротышка-сталкер сожрал почти всю сковородку один. Марина съела небольшой кусочек, хоть и похвалила, а толстяк вовсе не стал завтракать. На его лице было отчётливо написано: «Когда же вы все уже отсюда провалите, сволочи». С учётом постоянных угроз со стороны Бандикута его можно было понять. Рождественский не сомневался, что маленький проходимец ещё не раз и не два сюда наведается и будет всячески третировать жиртреста, напоминая ему о подлом поступке, из-за которого погибли Бордер и Костик. Собственно, Растаман был не слишком-то и виноват — свой нейтралитет он покупал именно тем, что старался угодить и нашим, и вашим, но Володе не было жалко хитрого толстяка. К тому же этому выжиге практически бесплатно достался совершенно исправный медицинский стенд-комплекс. Поди, устроит тут платную клинику, разбогатеет, прославится…
— Может, на машине поехать? Мне понравилось, — заявил Бандикут, старательно заряжая свою гаубицу. Воинственная небритая рожа маленького сталкера была вымазана засохшей яичницей.
— Один раз уже съездили, — напомнил лейтенант. — Так прокатились, что еле ноги унесли.
— Шучу я, доктор-врач, шучу. Нам сейчас особенное внимание привлекать ни к чему, — щёлкнув предохранителем, успокоил Бандикут. — Проскочим тихо, как мыши. Раз — и под матрас! Набегался я уже, хватит. Устал.
Володе показалось, что толстяк, слушавший исподтишка их разговор, с облегчением вздохнул. Не исключено, что разговор насчёт поездки вредный Бандикут только ради этого и затеял — чтобы подразнить Растамана, попугав его изъятием автомобиля. «Лада-магнолия» в результате их поездки и так оказалась раздолбанной дальше некуда, но, по крайней мере, оставалась на ходу и подлежала ремонту. А в дополнение к уже нанесённому ущербу злобный карла полностью разорил холодильник гостеприимного хозяина, а также реквизировал у него целую кучу патронов к своей крупнокалиберной бандуре, которыми от души набил карманы.
Из растамановского бункера они выбрались через всё тот же въезд-выезд. На долгое мучительное мгновение, когда одни ворота уже опустились, а вторые ещё не поднялись, Рождественскому почудилось, что коварный толстяк решил запереть их здесь и уморить голодом. Но Растаман не стал искать на свой объемистый зад новых неприятностей. А может, в его туше ещё оставалась капля совести.
Снаружи — о, чудо! — светило солнышко, пробиваясь сквозь худосочные тучки и Барьер. В солнечных лучах даже исковерканные остовы машин, руины и кучи мусора вокруг выглядели не так печально, как раньше.
— Редкая фигня, — подтвердил Бандикут, прикладывая к бровям ладонь и вглядываясь в небо. — Ещё бы дождичек, и грибы полезут. — Он подумал и резюмировал: — И всех сожрут на хрен.
К манере Бандикута шутить уже привыкла даже Марина, которая учтиво похихикала.
— Рельса на прощание навестить не желаешь, Железный Доктор-врач? — поинтересовался маленький сталкер. — Нам почти что по пути, можем нанести визит вежливости. Поблагодарить за хирургический комплекс, кофию попить, например, с бубликами.
— Нет уж, спасибо, — покачал головой лейтенант. Если Растаман хотел поскорее избавиться от них, то Володя — поскорее выбраться из Зоны.
Они медленно двинулись вдоль полосы руин, обозначавших границу улицы. Марина держала в руках «карташ», для человека непривычного он был удобнее и безопаснее армгана. Остальное трофейное оружие Бандикут забрал из подвала с собой, скрутив в вязанку; снаружи, извинившись, на пару минут исчез за развалинами. Вернувшись, удовлетворённо сообщил:
— Схоронил. Потом заберу, или пусть даже поржавеет к халдейским бесам, только бы жирному не досталось. Хватит с него.
На память злонравный коротышка оставил Растаману шесть трупов, которые тому придётся как-то утилизировать. С одной стороны, вроде бы и пакость, с другой — Володя не сомневался, что толстяк предварительно вытащит из мертвецов импланты и с выгодой для себя реализует, да и броню разберёт на запчасти. Бандикут этого, наверное, не учёл, а военврач ему напоминать не стал, чтобы зря не расстраивать.
Давно у Володи Рождественского не было такого хорошего настроения. Даже вчерашние события — смерть Бордера в том числе — казались какими-то далекими, полузабытыми. Ещё и солнышко… Бандикут же, напротив, неожиданно начал озираться, потом свернул с улицы в чахлый лесок между микрорайонами, пробормотав:
— Бешеной собаке семь верст не крюк…
— Что такое? — забеспокоился Володя.
— Да ничего, доктор-врач. Предчувствие какое-то нехорошее. Больно тихо да красиво кругом, не к добру. Дай бог, чтоб я ошибался…