— Были вещи, которые мне не позволялось делать рядом с картами. Я так понимаю, у них есть особый смысл и назначение, но дед никогда мне не рассказывал. Эти карты — очень важная вещь, а?
— Да.
— Я так и думала. Он всегда очень осторожен с ними. А у тебя есть такая колода?
— Да, но я ее как раз одолжил кое-кому.
— Понятно. И тебе нужна еще одна для какого-то сложного и зловещего дела.
Я пожал плечами:
— Колода нужна мне, только цели мои скучны и несложны.
— Например?
Я посмотрел на нее исподлобья:
— Если Бенедикт не хочет, чтобы ты знала, зачем они, то и я не собираюсь рассказывать об этом.
Девушка сначала тихо пробурчала что-то.
— Ты боишься его, — заявила она чуть погодя.
— К Бенедикту я испытываю огромное уважение, не говоря уже о некоторой симпатии.
Она рассмеялась:
— Он лучший боец, чем ты, и лучше фехтует?
Я поглядел в сторону. С какой луны она свалилась? В городе все знали о руке Бенедикта. Такие вести распространяются быстро. Я не собирался просвещать ее.
— Считай как хочешь, — ответил я. — А где ты жила?
— В горной деревеньке. Дед отвез меня туда к своим друзьям по имени Теки. Ты знаком с Теки?
— Нет.
— Мне уже приходилось бывать у них, — продолжала девушка. — Он всегда отвозит меня в эту деревню, если здесь начинается заварушка. У этого места нет имени. Я зову его просто деревней. Там все странное — и люди, и деревня. Они… они… поклоняются нам, что ли. Они обращаются со мной, будто я святая, и никогда не рассказывают мне того, что хотелось бы узнать от них. Ехать недалеко, но там и горы другие, и небо — все там иное. И когда я оказываюсь там, путь обратно, сюда, словно исчезает. Раз я попробовала вернуться назад сама и только потерялась. Дед всегда приезжает за мной, и тогда дорога приятна. Теки выполняют все, что он ни прикажет. Они относятся к нему, словно к какому-то богу.
— Он и есть бог, — ответил я, — для них.
— А ты сказал, что не знаешь их.
— В этом нет нужды. Я знаю Бенедикта.
— А как он делает это? Расскажи!
Я покачал головой.
— Как ты сделала это? — спросил я. — Как ты сейчас попала сюда?
Дара допила вино и подставила мне бокал. Когда я поднял глаза, она свесила голову на правое плечо и нахмурила брови, словно разглядывая что-то вдали.
— Я действительно не знаю, — ответила она, подняв вновь наполненный бокал и поднося его к губам. — Я не знаю, как мне это удалось. — Левой рукой девушка прикоснулась к своему ножу, наконец взяла его. — Я просто рассвирепела, прямо как дьявол, когда дед снова упек меня туда. Я сказала ему, что хочу остаться и биться, а он взял меня с собой будто на прогулку, а через некоторое время мы оказались в деревне. Как — понятия не имею. Ехали мы недолго — и вдруг оказались там. Я знаю здешние края. Я здесь родилась и выросла, изъездила все на сотни лиг вокруг и никогда не натыкалась ни на что подобное. А тут мы только выехали — и вдруг оказались у Теки. Только я за эти несколько лет выросла и теперь точно знаю, чего хочу. Я решила вернуться сама. — Она принялась скрести и чертить ножом по земле, не замечая этого. — Я подождала ночи, чтобы по звездам определить путь. Небо было каким-то нереальным: все звезды были иными, я не смогла найти ни одного знакомого созвездия. Даже слегка испугалась, не зная, что делать. На следующий день попыталась выудить хоть что-нибудь из Теки и других жителей деревни. Это было как в кошмарном сне. Или они безнадежно глупы, или сознательно пытались запутать меня. Они не знали точно, где находится наше «здесь» и их «там». Той ночью я снова попыталась сориентироваться по звездам и начала верить им.
Теперь она водила ножом взад и вперед, словно выравнивая и сглаживая пыль. А потом начала рисовать схемы.
— Следующие несколько дней я пробовала найти обратный путь, — продолжала она. — Думала, что сумею обнаружить наш след и вернуться по нему, но он словно в воду канул. А затем я принялась за единственное, что мне оставалось. Каждое утро я выезжала в какую-то сторону, ехала до полудня, а потом возвращалась. И так и не встретила ничего знакомого. Я была совершенно озадачена. И каждый вечер укладывалась спать все более расстроенная и сердитая… Но решимость найти обратный путь в Авалон все росла. Я должна была доказать деду, что он не смеет больше обращаться со мной как с ребенком и ожидать, что я буду паинькой.
Потом, через неделю, я начала видеть сны, что-то вроде кошмаров. Тебе когда-нибудь снилось, что ты все бежишь и бежишь и не можешь сдвинуться с места? Это было похоже на горящую паутину. Только на самом деле это была не паутина, не было ни паука, ни огня! Но эта штука не отпускала меня, я ходила и в ней, и вокруг нее. На самом деле я, впрочем, и не шевелилась. Все это совершенно не те слова, но я не знаю, как правильно называть подобные вещи. И я все пыталась… я так хотела… научиться ходить. А когда я просыпалась — такой уставшей, словно трудилась всю ночь… Так продолжалось много ночей, и с каждым разом видение становилось все сильнее, отчетливей и длилось дольше.
А проснувшись сегодня утром — сон еще не выветрился из головы, — я вдруг поняла, что могу ехать домой. И выехала, похоже, в полудреме. Не останавливалась нигде, да и на окрестности по пути не обращала внимания, просто думала об Авалоне, и, пока я ехала, все вокруг становилось все более знакомым. И вдруг я оказалась дома. Все это произошло так, будто я просто проснулась. Теперь и деревня, и Теки, и то небо со своими звездами, и лес, и горы — все кажется мне сном. И я не знаю, найду ли я дорогу назад. Странно ведь, да? Как это вышло, ты не знаешь?
Я поднялся и несколько раз обошел вокруг салфетки с остатками нашего завтрака. А потом сел рядом с девушкой.
— Ты помнишь, как выглядела эта самая горящая паутина, которая на самом деле не была паутиной и не горела? — спросил я.
— Да… более или менее, — ответила Дара.
— Тогда давай сюда нож, — приказал я.
Она молча передала его мне.
Острием я начал направлять нарисованные ею в пыли закорючки, добавлять линии, удлинять и укорачивать их. Ничего не говоря, девушка следила за каждым движением моей руки. Потом я закончил, отложил в сторону нож, и воцарилось молчание.
Наконец она очень тихо произнесла: