Странный мальчик,
Очарованный, околдованный мальчик,
Говорили, он странствовал долго
По далеким морям и горам…
— Здорово, — сказал Рой. — Прямо выдающаяся вещь. Малый, который ее написал, наверное, вот так и живет.
— А что это?
— „Неиспорченный мальчик“. А малый, который это все написал, и сам такой. Тут просто громадный смысл. Только послушай.
Это он мне признался при встрече —
Лишь любить стоит людям учиться,
И еще — быть любимым в ответ.
— Люси, — прошептал Рой. — Давай пересядем назад.
— Нет. Ни в коем случае.
— О, черт! Для тебя настроение просто ничего не значит. Не замечала за собой?
— Но мы ведь никогда не сидим там. Ты только так говоришь, а на самом деле хочешь лежать.
— Просто там руль не мешает. Так ведь удобней, Люси. Да и почище — я только сегодня днем там прибрал.
— Ну, а я все равно не хочу…
— А я хочу, и, раз так, сиди здесь одна, мне-то что!
— Погоди, Рой…
Но он уже выскочил из машины, залез на заднее сиденье и растянулся там во весь рост — головой прислонился к дверце, а ноги высунул в окошко.
— Ты права — я лежу. А отчего бы и не полежать? Это моя машина.
— Я хочу домой. Ты обещал меня отвезти. Это просто смешно.
— Тебе-то, конечно, смешно. Нет, девочка моя, теперь я понимаю, почему ты с Элли так дружна! Два сапога пара. — И он пробормотал что-то невнятное.
— Ну-ка повтори, что ты сказал!
— Я сказал „две динамистки“, вот что.
— Как это понимать?
— Ох, — простонал он, — выбрось это из головы.
— Рой, — сказала она зло и повернулась к нему на коленях, — все это уже было на прошлой неделе.
— Верно! Мы сидели сзади. И ничего ужасного ведь не произошло.
— Потому что я этого не допустила, — сказала она.
— Вот и сейчас не допускай, — отозвался он. — Послушай, Люси, — он сел и попытался обнять ее. Но она отстранилась. — Ты прекрасно знаешь, я с тобой считаюсь. Но ты, — сказал он, развалясь на сиденье, — хочешь только фотографироваться, и больше ничего, а что там другой человек чувствует… Что я, по-твоему, ничего не чувствую? Ну да ладно, что тут говорить…
— Ох, Рой, — и она выскочила из машины, как в тот ужасный вечер неделю назад. Рой так стремительно распахнул дверцу, что она закачалась на петлях.
— Иди сюда, — прошептал он.
И снова принялся твердить, как сильно он ее любит, а сам все крутил и вертел пуговицы ее платья.
— Все так говорят, Рой, когда хотят того, чего ты. Пожалуйста, перестань. Я не хочу. Честное слово.
— Но я ведь не вру, — сказал он, и его рука, привычно сжимавшая ее колено, вдруг поползла вверх, словно огонь по запальному шнуру.
— Нет, нет…
— Да! — крикнул он в исступлении. — Прошу тебя!
И стал без конца повторять „верь мне“ и „прошу тебя“, а она не знала, как остановить его, — разве что подняться и вцепиться ему зубами в горло, которое оказалось вдруг прямо над ее лицом. Он говорил „прошу тебя“, и она тоже повторяла „прошу тебя“, она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, а он навалился на нее всей своей тяжестью: „Не вырывайся, я люблю тебя, ангел, верь мне, верь мне“, — и вдруг в ее памяти всплыло имя „Бэбз Иген“.
— Рой!..
— Я люблю тебя. Правда, люблю.
— Что ты делаешь?
— Ничего, о мой ангел, мой ангел…
— Нет, делаешь.
— Нет, мой ангел, даже не собираюсь.
— Перестань, Рой! Не надо! Немедленно перестань! — вскрикнула она.
— Ох, черт! — сказал он, садясь, и она наконец смогла высвободить ноги.
Люси отвернулась к окну. Стекло запотело. Она боялась смотреть на Роя — а вдруг он раздетый.
— Ты что, ненормальный? — выговорила она с трудом.
— Что ты хочешь этим сказать? Это почему же я ненормальный? Просто я человек! Мужчина!
— Ты не имеешь права заставлять меня! Вот что я хочу сказать! А я этого не хочу — ни по-хорошему, ни по-плохому. Давай пересядем вперед. И приведи себя в порядок. Поехали домой. Сейчас же.
— Но ты же сама хотела? Ты даже не сопротивлялась.
— У меня руки были стиснуты. Ты поймал меня в ловушку. Ничего я такого не хотела. А ты, ты даже не подумал о том, чтобы остеречься. Тебе-то все равно… Ты что, совсем спятил? Ничего у тебя не выйдет!
— Да подумал я!
Люси была поражена:
— То есть как?
— Я пробовал кое-что раздобыть.
— Пробовал? Значит, ты заранее все решил, ты обдумывал это целый день?
— Но у меня же ничего не вышло! Так или нет?
— Все равно ты пытался. Ты обдумывал это целый день…
— Но я ничего не сделал!
— Я не понимаю тебя и даже понимать не хочу. Отвези меня домой. И оденься, прошу тебя.
— Я одет. И все время был одетым. Проклятье, ты даже не представляешь, что я пережил днем. Тебе бы только на своем настоять, вот и все. Господи, да ты просто вторая Элли — самая настоящая динамистка!
— Что это такое, в конце концов?
— Я таких вещей при девушках не говорю, Люси. Я к тебе отношусь с уважением! Это, по-твоему, ничего не значит? Знаешь, где я был сегодня? Я скажу, мне нечего стыдиться — я делал это только для тебя. Что бы ты там ни думала.
И пока она одергивала рубашку и поправляла юбку, Рой рассказал ей обо всем. Битый час он слонялся возле магазина Форестера, поджидая, когда миссис Форестер уйдет наверх и оставит своего старикашку одного за прилавком. Но оказалось, что она лишь вышла в кладовую, и, едва Рой сунулся в аптеку, она уже сидела за кассой в полной боевой готовности — он даже не успел выскочить обратно.
— Ну, что мне было делать? Взял пачку жевательной резинки. Коробку мятных лепешек. А что тут еще придумаешь? В любом магазине в городе знают моего отца. Куда ни пойдешь — „Эй, Рой, как дела солдатского папаши?“ И все видят нас вместе. Люси. Уж, верно, они понимают, что мы встречаемся. И что они решат — для кого я стараюсь? Думаешь, я не думал об этом? Должен я заботиться о твоей репутации или нет, ты как думаешь? О чем только мне ни приходится думать, пока ты себе знай посиживаешь целый день в школе.
Почему-то это сбило ее с толку. И верно, чего же она хотела от него? Чтобы он купил эти штуковины? Но ведь он никак не мог предположить, что они ему сегодня понадобятся! Не потерпит она, чтобы он заранее, за много часов решал такие вещи, а потом изображал порыв страсти… Она не позволит, чтобы он ее обманул, не позволит, чтобы он обращался с ней как с уличной потаскухой.