Винт ещё трепыхался, ещё молотил воздух, как тонущий в реке неумелый пловец. Неожиданно мотор закашлял и вновь заработал, верченье лопастей слилось в дрожащий круг. Самолёт выровнялся у самой земли, протянул ещё сотню футов и зарылся в песок. Элия выкинуло из кабины.
Он не пострадал, лишь на мгновение потерял сознание. Когда очнулся, то все было по-прежнему: зарывшийся в песок самолёт и лежащий рядом Корд.
Элий ползком добрался до авиатора. Корд не двигался. Элий плеснул ему в лицо из фляги. Авиатор дёрнулся, приоткрыл глаза, даже сделал попытку приподняться, но тут же повалился обратно на песок.
– Что с самолётом? – спросил Корд.
– Лежит, – отвечал Элий лаконично.
– Нам крышка.
Корд взял у Элия из рук флягу, сделал глоток.
– Попробуем починить? – предложил Элий.
– Попробуем, конечно… – согласился Корд и стал выбираться из песка.
Элий смотрел, как оранжевые струйки медленно стекали вниз. Песок… быть может, это последнее, что они увидят в своей жизни. Корд поднялся, обошёл самолёт. Элий отвернулся, понимая, что присутствует при осмотре смертельно больного.
В футе от его ноги мирно свернулась огромная жёлтая змея. Элий никогда не думал, что в пустыне водятся змеи таких размеров. Уж скорее в джунглях Новой Атлантиды можно обнаружить подобную тварь. Весила она никак не меньше человека. Змея смотрела на римлянина жёлтыми прозрачными глазами. Элий не испугался, ибо узнал змею. В своих снах (или бреду) он разговаривал с нею. Может быть, это бывший гений? Может, это гений пустыни?
– Приветствую тебя, гений, – сказал Элий.
– Привет, – отвечала змея (или змей). – Только я не гений. Называй меня Шидурху-хаган. Я твой союзник.
– В первый раз слышу о таком, – признался Элий.
– Иногда мы не знаем друзей по именам. Но все равно я решил тебе помочь.
Элий провёл ладонью по лицу и прикрыл глаза. Может быть, этот змей ему только кажется? Привиделся от жары и жажды и…
Элий открыл глаза. Рядом с ним сидел юноша со скуластым смуглым лицом. С его азиатскими чертами странно контрастировали золотистые волосы, цветом точь-в-точь как песок пустыни.
Подошёл Корд, отирая ветошью перепачканные руки.
– Самолёт не восстановить, – признался он. На Шидурху-хагана он не обратил внимания – как будто тот с самого начала был в их авиетке и потерпел вместе с ними аварию. Или Корд считал, что в пустыне так же легко прийти в гости, как и в Риме?
– Здесь недалеко есть колодец, – сказал Шидурху-хаган. – Могу проводить.
Элий посмотрел на Корда.
– Мне-то что, – авиатор пожал плечами. – Пусть ведёт куда хочет. Моя птица больше не полетит.
– Идти лучше вечером, – сказал их новый знакомый. – Сейчас слишком жарко.
Отдыхайте. Нам понадобятся силы. До железной дороги далеко.
Корд не возражал, он забрался под самолёт и улёгся в его тени. Элий, мельком глянув на авиатора, заметил, что тот не спит, а трогает пальцами изуродованный корпус.
– Ты построишь другой самолёт, когда доберёмся до Танаиса, – сказал Элий.
– Это первый, – признался Корд. – С первым никто не сравнится. Никогда.
Элий закрыл глаза и попытался заснуть. Странно, жажда его почти не мучила. В мыслях он уже пересёк пустыню и был где-то далеко, шёл по неведомой дороге среди зелени, и на жёлтый песок дорожки падали восхитительные фиолетовые тени. Гроздья зеленого недозрелого винограда свешивались к лицу. А навстречу ему шла Летиция и вела за руку малыша… Элий проснулся.
Солнце уже клонилось к западу. Пора было трогаться в путь. Элий знал, что не умрёт. Его спутники могут погибнуть. А сам он выживет. Для него одного прилетит с далёкого севера туча и прольётся обильным дождём. Что за желание загадал для него Юний Вер? Что такое он должен исполнить на земле, чтобы заслужить смерть? Может быть, он будет жить вечно? Может, он станет подобен богам? Но ведь он будет стареть. В сто лет он превратится в развалину. Все, кого он любил, умрут. А он будет жить, жить, жить.
– Да, жить вечно – это почти что проклятие, – подтвердил Шидурху-хаган.
– Я заговорил вслух? Белокурый азиат покачал головой.
– Нет. Но я слышу тебя. Если хочешь скрыть от меня мысли, не думай так явственно, будто разговариваешь сам с собою. Ясность мысли – не всегда достоинство.
– Ты чародей?
– Ну, вроде того.
– Почему ты решил мне помочь?
– У нас общий враг. Чингисхан.
– Этого достаточно, чтобы стать друзьями?
– Вполне.
Они достали из самолёта вещи – фляги с водой, сумки с провизией, надели заплечные мешки, замотали белыми тряпками лица. Из металлических тяг разбитой авиетки сделали тонкие трости – на случай, если кто-то попадёт в зыбучие пески, за такую трость можно вытянуть неудачника. Шидурху-хаган вместо того, чтобы подняться, распластался на песке, вытянулся и вновь превратился в змею. Когда совсем стемнело, на спине его начал светиться зеленоватый узор. Он полз вперёд, а они шли по его следу. Иногда проваливаясь в песок, иногда выбираясь на каменистую поверхность. Тогда шагалось легко. Они торопились. Но к утру выбились из сил. На зубах скрипел песок. Губы потрескались и запеклись. Пот больше не выступал на висках – не осталось для этого влаги. Но они продолжали идти. Иногда Корд падал, тогда Элий его поднимал. Шидурху-хаган видел, как аура вокруг тела Элия то вспыхивает, то гаснет.
Пески сменились скалами, то там, то здесь торчащими из песка. Иссечённые, как морщинами, ветром и песком, они свидетельствовали об одном: здесь нет воды.
Элий остановился, несколько мгновений всматривался в пустыню и вдруг сказал:
– Надо взять правее. Колодец там.
– Откуда ты знаешь? Элий пожал плечами:
– Мне померещился колодец. Я увидел его.
– Хочешь сказать, что я сбился с пути?
– Не так уж много. Сделай поправку на изменение сущности, и ты поймёшь, что ошибка твоя вполне закономерна.
Шидурху-хаган повернул туда, куда указал римлянин. Корд уже почти не мог идти. Элий буквально тащил его за собой. Корд заговаривался, ему мерещились в ночной пустыне сады Кампании и храм на макушке ближайшей скалы.
На рассвете они наконец вышли к колодцу. Сложенный из чёрного камня круг посреди серой унылой поверхности. Окружённый кустиками тамариска и зонтичными акациями с мелкими колючими листьями, он обрадовал их куда больше, чем пышный сад. Чёрный круг, как чёрный лаз в иной мир. У колодца их ждали. Чёрный пёс без единого светлого пятна лежал в тени. Шидурху-хаган вновь превратился в человека, пёс вскочил, радостно гавкнул. И добавил по-человечьи: