Вот только что же делать с Фэбом?
Конечно, он пойдет с нами. И это будет с одной стороны хорошо, а с другой – катастрофа. Потому что… «Нет, это невозможно. Я не могу себя заставить. Как вообще можно думать о себе в женском роде? – о своих собственных ночных усталых мыслях Ит уже напрочь забыл. – Я… я – мужик, черт побери. Может быть, физиологически я и гермо, но думать как гермо я не умею и, по всей видимости, научиться уже не смогу – слишком поздно. И что еще нужно сломать у себя в голове, чтобы те, кто рядом, не мучились из-за меня? Что еще нужно изменить? Ведь с другим-то получилось! Скажи мне кто полгода назад, что я, ни секунды не сомневаясь, буду стрелять в тех, кто причиняет боль моим друзьям, а не пущусь с обидчиками в долгий демагогический треп, я бы вежливо рассмеялся и принялся доказывать, что любой конфликт можно решить словом, и только словом. А сейчас я сначала как минимум обезоружу нападавшего и только потом буду разбираться, что именно он имел в виду. Но это… Как можно научиться быть тем, кем не являешься? Мне же… – от смелости мыслей даже голова слегка закружилась. – Биэнн, давай начистоту – и Мариа, и Даша вызывали у тебя не только джентльменское желание помогать и оберегать. Просто только сейчас, после развязки, ты сумел осознать простую истину – ничто человеческое тебе не чуждо».
– Ты не настолько безнадежный кретин, как я вчера подумал, – раздался голос у него за спиной.
Ит резко обернулся. Перед ним стоял рауф со светло-палевой шерстью на голове и яркими желтыми глазами.
– Нет, собственно, а чего я хотел? – вопросил рауф риторически, воздев глаза к небу. – Чтобы этот вот небезнадежный кретин после первого в своей жизни подобия секса задумался о тайнах мироздания? Да, я действительно старый дурак. Любое живое существо в такой ситуации начинает задумываться о гораздо более интересных тайнах, скрытых в собственных штанах.
Ит почувствовал, что стремительно краснеет.
– Если я правильно догадался, вы – Атон. Эрсай, который…
– Ну да, который вел вашу развеселую компанию все это время, – откликнулся тот. Сел на землю, приглашающе похлопал рядом с собой рукой. Ит, поколебавшись секунду, сел рядом. – Ладно, давай тогда сперва о штанах. Сразу предупреждаю – разводить сахарные сопли не намерен, и часть из того, что ты услышишь, может показаться тебе не особенно приятным. Первое – ты ни хрена не знаешь. Гермо, мой дорогой, бывают очень разными. Некоторые с легкостью меняют роли, становясь рядом с мужем покорной доброй женушкой, а с женой – сильным уверенным мужчиной. Некоторые – предпочитают быть женщинами и о смене роли даже не помышляют… кстати, именно такой была покойная ныне Гира. Она настолько любила мужа, что ей сама мысль о том, чтобы быть мужчиной, была противна – как тебе противна мысль быть женщиной. Некоторые – это ближе всего к твоему варианту – к официальному мужу забегают раз в полгода или вообще только тогда, когда любимая жена намекает, что хочет ребенка. Понимаешь?
Ит медленно кивнул.
– И первое, и второе, и третье – норма, – жестко сказал Эрсай. – Теперь – непосредственно о твоих штанах, ну и, разумеется, о штанах твоего второго. Спать с Фэбом вы будете. Ой, ну только не надо делать таких страшных глаз и так возмущенно, трагически сопеть. Будете, будете. Не в ближайшем обозримом будущем, скорее всего, но от природы, мой дорогой, никуда не денетесь – ни вы оба, ни Фэб. Могу тебе по секрету сказать, что он в еще большей растерянности, чем ты. Поставь себя на секунду на его место, Ит. Ему больше пятисот лет. Он уже давно не молод. Он всю жизнь прожил здесь, в этом самом доме, у него была любимая жена, в доме всегда было полно детей – он сам тебе не скажет, зато я расскажу, просто чтобы ты знал, с кем имеешь дело. Гира… Господи, да ее обожали все местные Встречающие, и, когда кому-то было надо куда-то, куда с ребенком нельзя, когда кто-то работал на встречах, да мало ли еще что… вся планета знала, что есть помешанная на детях тетка, к которой все волокли отпрысков на побывку, – Атон засмеялся. – Фэб всю свою жизнь прожил в постоянном счастье. Он обожал жену. Он обожал экипаж. Он очень любит детей. И, поверь, для него проблемы штанов фактически не существовало – они с женой добирались друг до друга очень редко, им было некогда, они постоянно были заняты. Любовь, Ит – она не в штанах. Она в душе. Я, конечно, имею в виду любовь настоящую…
Ит сидел, неподвижно глядя на Эрсай, и молчал.
– Так вот. Всего этого Фэб лишился в одну секунду. – Голос Атона мгновенно изменился. – Он оказался один на один с такой пустотой, о существовании которой даже не подозревал. И понял, что жить в этой пустоте не сумеет. До позавчерашнего дня он просто тихо угасал от невыносимой тоски и боли. Эдри пыталась говорить с ним, я приходил – все без толку. А позавчера он, повинуясь моему приказу, взял флаер и полетел в степь. Все-таки он Встречающий и знает, что приказы, особенно такого рода, нарушать нельзя. Он послушался. Знаешь, больше всего я боялся, что он разобьется – или нарочно, или случайно.
Иту почудилось, что в голосе Эрсай мелькнула какая-то новая нотка – жалость?..
– Тот, кого мы все сейчас называем дьяволом, действительно поймал тебя очень изящно, – заметил Эрсай. – Вы с Ри отбивались от него замечательно, аплодирую. Но и у Ри, и у тебя оказались слабые места, которые он сумел нащупать. У Ри никогда не было проблем со штанами и с моралью – зато он, блокируясь, начисто забыл про собственную печень. А тебя поймали за штаны просто потому, что ты о них вообще не думал. Да, это было не столь эффективно, как у Ри – к слову сказать, врачи его едва откачали, – зато в своем желании унизить тебя это существо преуспело. Поскольку анатомию гермо ты посмотреть не удосужился, поясню – чтобы ты не лез с этими вопросами к Фэбу.
У гермо есть матка, но устроена она не так, как у женщины-человека. Задача этого органа – принять и сохранить чужой генетический материал для передачи его основному носителю. Матка гермо – это сложно устроенная мышца, в которой полно крупных сосудов, которая на внутренней поверхности пронизана огромным количеством нервных окончаний и в глубине которой находится центральный нервный узел. Если ты не в курсе, то даже после смерти гермо тот генетический материал, который он носит, будет жизнеспособным почти сутки. Организм гермо – это инкубатор, очень интересно сделанный и замечательно приспособленный для своей главной функции. Но сейчас речь не об этом. С тобой произошло следующее. Эта тварь исподволь начала тебя растормаживать – и спавшая до того момента мышца стала просыпаться, непроизвольно переходя в режим приема. Настоящий гермо отреагировал бы не так – у него пошла бы выработка эндорфинов, а ты ощутил лишь боль, но не обратил на нее внимания. Мышца, впрочем, уже работала, и дело оставалось за малым – крошечное изменение, внезапно утратившая эластичность стенка сосуда, и – опля! – сосуд рвется. Один, другой, третий. Сосуды там крупные, потом сам посмотришь. Все, дело сделано! Собственно, это и увидел Фэб – человека с признаками гермо, в развязке, то есть с напрочь сбитым гормональным фоном и с массивным кровотечением. Еще минут пятнадцать, и могил, которых сегодня будет две, было бы три. Да, да, да, третьей была бы твоя. Ну что, есть повод сказать Фэбу «спасибо»?