— Догадывалась. Не очень давно, правда. Так, примерно с Оймякона.
— А почему молчала? — взвился было Платина и наткнулся на невозмутимое:
— Потому что это не мое дело. И не твое, кстати.
Десница откинулся на спинку кресла, забросил руки за голову и уставился на экран, по которому сновали недоумевающие рыбы: корабль был по-прежнему невидимым, а защитный контур Платина не подключал, так что беднягам можно было только посочувствовать. В рубке воцарилось молчание.
— Думаю, ты не совсем права, Агата, — нарушил его наконец Дима. — В эту передрягу вас втравил я, и вы вправе знать, с кем имеете дело.
История вышла короткой. Никаких эмоций, никаких попыток оправдаться. Впрочем, с точки зрения Агаты, оправдываться Деснице было особо не в чем.
Отпрыск влиятельных родителей, академия юстиции, служба помощника военного прокурора. Женитьба на работающей следователем однокурснице, быстрая и до поры до времени гладкая карьера. Потом — надзор за проведением расследования действий внутренних войск при подавлении бунта на одном из каторжных рудников. Тогда Диме приказали развалить следствие, и он это сделал. Сделал, хотя все в нем восставало против выполнения приказа. Вернувшись из командировки, он начал пить. Жена сделала вид, что ничего не замечает, и он был благодарен ей за это.
Некоторое время спустя в прессе поднялся немалый шум по поводу разгрома, учиненного «Черными единорогами» на одной из баз наркоторговцев. Общественность, с чьей-то невидимой подачи твердо уверенная в том, что упомянутые торговцы суть агнцы белые и пушистые, остервенело требовала крови. На сей раз приказ был противоположным: дело должно быть во что бы то ни стало передано в суд, виновные уже назначены. Разобравшийся на месте в происходящем Десница подал рапорт о том, что повода для доведения дела до суда не видит в силу отсутствия превышения полномочий, инкриминируемого подразделению «Единорогов», принимавшему участие в зачистке. Надзор за ходом следствия передали его коллеге, суд состоялся, представшие перед ним бойцы были признаны виновными, и Дима запил уже всерьез.
Его отправили в отпуск, проветриться и прийти в себя. И вот тут-то в небольшом баре на горнолыжном курорте он увидел человека, проходящего по ориентировкам как объект, подлежащий немедленному уничтожению. Молниеносно проведенная проверка не оставила места для сомнений. Десница, который в тот момент был абсолютно трезв, но зол как собака, решил не обращаться за помощью и сделать все самостоятельно. Отработать чисто не удалось — за компанию с объектом на тот свет отправились еще три человека. И если одного (телохранителя) было не жалко, то парень, обслуживающий подъемник, и оказавшийся не в том месте не в то время лыжник под раздачу попали совершенно случайно. Поймать Диму не поймали — еще чего не хватало! — и домой он вернулся вполне благополучно, но пришедшая со службы жена застала его мало того, что пьяным, так еще и под кайфом. А через пару дней Десницу предельно аккуратно изъяли прямо из сквера, где он, вполне благостный после принятой дозы, пытался накормить голубей сосиской из хот-дога.
— Это Юлька. Я ей рассказал, а она… у нее, оказывается, целое досье на меня было. И она его выложила на стол перед моим батюшкой. Тот сразу сообразил, что если меня малость не приструнить, то дело кончится хорошо, если только тюрягой. А как ты меня приструнишь, мне тридцатник с хвостом, сам себе зверь невиданной красы… в общем, психокоррекция, чтобы не свихнулся окончательно. Из прокуратуры меня «ушли», тут бы мне и спиться, да встретил как-то раз парня из той группы «Единорогов», которую не хотел тогда позволить засудить. Их же не всех посадили, что-то я все-таки сумел, и он меня вспомнил. Слово за слово, чем-то по столу… так я к ним и прибился. А с Юлькой развелся сразу же, как из клиники вышел. Так и не простил. Она ведь тогда даже не попыталась со мной поговорить, просто добавила информацию в досье и пустила его в ход. Умом я понимаю, что разговоры были совершенно бесполезны, так то ж умом, а сердцу не прикажешь. Предательство — всегда предательство, хоть десять раз на пользу пошло.
Примерно за месяц до выхода «Sunset Beast» на орбиту Статуса Яна Дорощенкова, старший лейтенант Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Империи, пребывала в отвратительном расположении духа, и было отчего.
Судите сами: утро субботы, хочется поспать и никуда не бежать. В голове еще шумят остатки вина, выпитого накануне. Солнечный свет лениво продирается сквозь плотные шторы, чуть нагревая наволочку. И, казалось бы, никто не в силах победить эту утреннюю негу…
А вот те фиг, говорит реальность. И сквозь безмятежность этого утра прорывается вопль коммуникатора, сообщающий тебе голосом «любимого» начальства, что пора вскакивать, искать этот чертов прибор, включаться в канал связи… Яне ужасно хотелось высказать упомянутому начальству все, чего оно заслуживает в связи с ранней побудкой. Увы, это уж точно вышло бы за четко очерченные полковником Шевриным рамки допустимой фамильярности, поэтому она просто встала с постели, дошлепала до комода, на который с вечера забросила коммуникатор, и ответила на вызов.
— Полковник? — Голос Яны никак не позволял предположить, что в данный момент наиболее точным определением собеседника, с ее точки зрения, было «сволочь редкостная». Ведь только редкостная сволочь не даст человеку поспать субботним утром.
— Доброе утро, дорогая. Вы, надеюсь, провели вчерашний вечер достаточно хорошо? — Шеврин говорил своим обычным, слегка ироничным тоном, что не предвещало разговора о погоде.
— Если это имеет хоть какое-то значение, полковник, то вечером я просто сходила в театр, вернулась домой и легла спать, довольная культурной программой. — Дорощенкова была не в настроении с утра пораньше поддерживать иронию начальника.
— Замечательно, Яна, я крайне рад за вас. Однако ближе к делу. Как только вы будете в состоянии поддержать осмысленную беседу, свяжитесь со мной, и я сброшу на ваш терминал материалы по новой работе. И, разумеется, чем быстрее это произойдет, тем лучше для нас всех. Я не прощаюсь. — Шеврин отключился. Яна вздохнула, окинула взглядом комнату в поисках сигарет, потом вспомнила, что пообещала себе не курить в спальне, и пошла на кухню.
Кофе не хотелось абсолютно, поэтому нарочито-бодрый вид стоящей на столе кофеварки заставил девушку только досадливо хмыкнуть. Однако рядом с кокетливо поблескивающей полупрозрачной чашкой валялась пачка сигарет и, что не менее ценно, зажигалка. Пафосная, стилизованная под старину, бензиновая. Подарок неугомонного Урмаса Дирка, который ни на минуту не оставлял надежды подкатиться к Яне. Впрочем, это умиляло. Равно, как и его несколько старомодная манера общения.
Девушка уселась в кресло возле кофеварки, поразмыслив, решила все-таки выпить кофе, ткнула пальцем несколько кнопок, заказав себе от машины большую чашку капучино, и закурила. Выпуская дым в потолок в ожидании своей первой утренней чашки, Яна пыталась себе представить, что именно должно было перевернуться с ног на голову в этом мире, чтобы Шеврин разбудил ее с утра пораньше. Впрочем, гадать можно было до посинения — полковник потому и слыл редкостной сволочью, что никогда не удавалось предугадать, что ему взбредет в голову. Мог послать в звездную систему, за полсотни парсек, с группой штурмовиков из «Серебряной чайки», а мог и просто потребовать в течение трех часов просидеть на скучном светском рауте, ожидая у моря погоды. Что ж, тем интереснее была работа, во всяком случае для старшего лейтенанта Яны Дорощенковой.