Удовольствие? Черт бы побрал все на свете… Так это детский крик она слышала в момент обрыва поводка москитника? Материнский инстинкт…
— Хорошо, я поняла. Вы хотите сказать, что в какой-то момент я стала… кем? матерью? матерью — в понимании этих несчастных детей? Подождите… подождите…
Мэри отпила еще несколько глотков, грохнула стаканом об стол, задумалась.
— Я могу на них посмотреть?
Эренбург шевельнул кустистой бровью, доктор Смирнов быстро набрал код на пульте, и на большом экране она увидела своих странных протеже. Они уже не были такими одинаковыми, как в момент первой встречи на борту «Андрея Боголюбского». В лицах той дюжины, что присутствовала в демонстрируемой ей записи, появилась индивидуальность. И что-то еще. Мэри встала. Подошла к экрану почти вплотную. Вгляделась.
— Сколько процентов?
— Простите, графиня? — это Гаврилов, неслышно подошедший и вставший за ее спиной.
— Сколько процентов меня в генетическом композите?
Она почти видела, словно вдруг появились глаза на затылке, как многозначительно переглянулись мужчины.
— Как вы догадались? — кругленький генетик говорил так сухо, что казалось, его голос можно использовать в качестве трута в древнем огниве.
— Волосы. У них начали расти волосы.
— И что? — Гаврилов, похоже, не понимал. Или делал вид.
— Цвет волос. Этот оттенок на Бельтайне не встречается, зато в моей здешней семье… Это же классический «новоросский русый», как его называет дама, владеющая тут, в Новограде, салоном красоты. Этот чуть зеленоватый отлив… так сколько?
— Шестьдесят два.
— Твою мать… — потрясенно выдохнула Мэри.
Домой она вернулась за полночь. Врачи в один голос уговаривали ее остаться ночевать в клинике, мотивируя это тем, что в таком взвинченном состоянии вести машину не стоит. Да еще и препараты… Однако Мэри, которой хотелось хорошенько обдумать полученную информацию и способы ее использования, отказалась наотрез. Такси еще никто не отменял. Кроме того, в любой момент можно вызвать водителя для своей машины, если по каким-то причинам не желаешь управлять ею сам. Наконец, есть Иван Кузьмич, который как пить дать обидится, если она вернется домой с кем-то посторонним.
Она оказалась права в своих предположениях. Отставной десантник категорически заявил, что не устал и спать не собирается, прибудет немедленно, и чтобы ее сиятельство даже не вздумала нанимать кого-то постороннего, еще не хватало! Прикинув, что у нее есть еще около двух часов до того, как появится дворецкий, Мэри встряхнулась, влила в себя кружку крепкого чая с коньяком и принялась задавать вопросы.
Услышанные ответы заставляли кулаки сжиматься в бессильной ярости и покрывали руки гусиной кожей. Говорил по большей части Эренбург, как самый старший и по возрасту, и по положению, занимаемому в медицинском мире. Время от времени ему ассистировали Гаврилов и Смирнов. Несколько консультантов, приглашенных дополнительно, готовы были дать самую исчерпывающую информацию о физиологическом и психологическом состоянии ее подопечных. И эта информация повергала Мэри в состояние, опасно близкое к шоковому.
Искусственно ускоренный рост. Имплантация в примерно годовалом возрасте. На данный момент — шесть стандартных лет. Процент отсева при имплантации? Сложно сказать, графиня, мы предполагаем, что не меньше восьмидесяти. Скорее, больше. Сколько их было изначально, сказать невозможно. Но речь явно не об одной сотне. Возможно, счет идет на тысячи. Сударыня, вам плохо?
Мэри было не плохо. Ей было никак. Отсутствующее выражение лица, так напугавшее одного из медиков помоложе, было следствием того, что ей удалось волевым усилием задвинуть эмоции на задний план. Где-то там, внутри, бурлили ужас, гнев, холодное бешенство, острое желание кого-нибудь придушить или хотя бы вдребезги разнести что-то большое и красивое. Снаружи это не проявлялось совсем. Ну почти: пульсировала жилка на виске. Да еще голос осип внезапно и прочно, никак не желая выравниваться, не помогли ни горячий чай, ни спешно принесенные пастилки и спреи. Впрочем, говорила она мало, больше слушала, только изредка задавая очередной вопрос.
К тому моменту, когда голос Дорохова в клипсе коммуникатора сообщил, что Мария Александровна может отбыть домой в любую минуту, она уже в общих чертах уяснила для себя положение дел. Теперь надо было крепко подумать. Именно этим она и занялась, сначала в машине, потом у себя в кабинете.
Слугам было решительно велено идти спать. Ту же директиву получила Матрена, донельзя недовольная тем, что главная подданная, вместо того чтобы отправляться в постель, носится кругами по кабинету, что-то бормоча себе под нос. Но кто и когда видел кошку, которая послушалась приказа? Утомившись впускать и выпускать «наглую скотину», Мэри решительно выставила ее вон из кабинета, закрыв дверь и стараясь не обращать внимания на возмущенные вопли и царапанье. Некоторое время спустя выяснилось, что не обращать внимания не получается, и тогда Мэри вышла в сад, мокрый после недавнего дождя.
На свежем воздухе она неожиданно успокоилась. В конце концов, разве ей сегодня рассказали что-то совсем уж страшное? Или совсем уж новое? Можно подумать, Бельтайн из поколения в поколение действовал как-то иначе… Да, возможно, такого пренебрежения к количеству израсходованного впустую исходного материала генетики родной планеты не проявляли. Ну, так у них и не было этого самого количества. Каждый член каждого экипажа был уникален, клонированием Генетическая служба не увлекалась. Или увлекалась — судя по имеющему место быть результату, — но не на Бельтайне. Стало быть, следует отбросить в сторону эмоции и сообразить, какую пользу можно извлечь из этих девчонок, да так, чтобы не причинить им вреда сверх того, который уже нанесен. Ну-ка, лапуля, давай, соображай. Что они умеют? Да то же, что и ты — летать. И в целом неплохо летать. Значит, что? Ох, неймется тебе, Мария Александровна. Кто ж их тебе под начало отдаст? А с другой стороны — а кто не отдаст? Кто они такие, кому принадлежат, каков их юридический статус? Вопросы, вопросы…
Когда, изрядно продрогнув, она вернулась в кабинет, выяснилось, что на диване сидит, развалившись, Джон Рафферти, единственным предметом одежды которого являются спортивные штаны. Ну, это если не считать за деталь гардероба Матрену, изображающую помесь воротника с аксельбантом. Роль аксельбанта играл хвост, свесившийся на грудь с плеча медика, на котором, собственно, и восседала кошка.
— Что ты здесь делаешь? — неприветливо осведомилась Мэри.
— Меня пригласили. Нет, не так: моего присутствия настоятельно потребовали — верно, киска?
Матрена презрительно отвернулась.
— Я, конечно, слыхала выражение «всякая собака тут командовать будет!», но чтобы командовала всякая кошка?!
Матрена подобрала хвост и поудобнее устроилась на голом плече Джона. Тот едва заметно поморщился — похоже, его весьма чувствительно оцарапали, — но промолчал, только похлопал ладонью по дивану рядом с собой. Мэри покачала головой, и тогда Джон, аккуратно ссадив кошку на подлокотник, встал и обнял командира за плечи.