– Ты не психолог, часом? – остановил его Веллингтон, сделав большой глоток из фляжки.
– Вряд ли, сэр, я и школы-то нормальной не окончил.
– Ну, это хорошо, значит, мне показалось, очень уж я не люблю этих «психологов закрытого помещения»…
– А что это означает?
– Были такие специалисты, которых ставили в команду, чтобы они там поддерживали климат взаимной терпимости.
– И что, поддерживали?
– Ой, не то слово…
Веллингтон отбросил пустую фляжку и достал новую. Джек уже перестал удивляться тому, сколько фляжек в своем мундире мог скрывать полковник Веллингтон.
– А в один прекрасный момент один такой деятель потребовал, чтобы команда уничтожила нашего любимца – пса Альфуса.
– Но почему?
– Он не объяснил, он сказал, что сейчас мы все равно ничего не поймем, но его психологические выкладки говорят о том, что в будущем Альфус может стать ядром раздора, из-за которого на корабле случится бунт, и мы свернем к пиратскому порту в Ливразии, чтобы взять груз наркотиков для доставки в Гимфорт.
– Длинновато как-то для предсказания.
– Вот! И ты это заметил, а психолог ничуть не сомневался. Удавите, говорит, псину и будете счастливы.
– И как вы поступили?
– Мы его просто послали и запретили появляться в кают-компании, когда обедает команда.
– А он?
– Он через неделю выдал новое предписание – больше занятий сексом. Экипаж психически неуравновешен из-за сексуальной нереализованности.
– О… А с кем секс?
– В том то и дело, что женщин на борту не было. А этот парень стал всем под подушки раскладывать презервативы, представляешь?
– Не очень. Вы сбросили его за борт?
– Почти. Мы «забыли» его в заправочном порту, объявили другой срок отправки.
После дежурства Джек передал смену Хиршу, который пришел в компанию Веллингтона, никому свою смену не передававшего.
– Сейчас, лейтенант, я расскажу тебе, как мы будем действовать в дальнейшем, – успел услышать Джек, перед тем как закрыл дверь в рубку. Теперь этот кошмар по имени Веллингтон был на плечах Тедди, а он мог отправиться на камбуз и насладиться долгожданным ужином, хотя еда здесь здорово отличалась от той, к которой они привыкли.
И если Джек с Хиршем с такой подменой вынужденно смирились, Шойбле часами пропадал на камбузе, надеясь изменить хоть что-то, однако у него не получалось – блоки, в которых вырабатывалась пища, имели очень четкую программу на двести сорок три блюда, которые они вырабатывали всего из четырех видов таблеток – синей, красной, желтой и какой-то бурой.
Джек совершенно не удивился, встретив на камбузе Шойбле. Лицо сержанта было напряжено, все пространство вокруг него занимали картриджи с готовыми блюдами, однако он раз за разом продолжал нажимать кнопки и бить кулаком по панели регистратора.
– Ну и что ты тут устроил? – спросил Джек, замечая череду из восьми одинаковых блюд картофеля с говяжьей отбивной и листом салата.
– Не мешай… – отмахнулся Шойбле.
– Что значит – не мешай? Я пришел поесть, я голодный…
– Ну, выбери себе что-нибудь, видишь, сколько здесь всего.
– Спасибо, – поблагодарил Джек, сразу отмечая десерт с черной смородиной и пшенную кашу со сливками. На первое «суп байоне с сыром», на второе пюре с отбивной и листом салата. Казалось бы, чего еще желать? Но Джек мечтал о штабеле с консервированными солдатскими пайками, тогда они казались ему пресноватыми, однако теперь, поедая эту странную, красивую с виду еду, он понимал, что был не прав. Ах, как он был не прав!
Не уходя далеко, он принялся за еду, в который раз отмечая, что совершенно не радуется приему пищи так, как радовался этому раньше. В прошлые времена это был праздник – завтрак, как детский утренник, обед, как целый банкет с танцами. А ужин… Ужин, как еще один утренник.
Теперь же это было тупое набивание брюха. Очень тупое.
– Что ты хочешь тут найти, Петер? Чего добиваешься? Ну разве непонятно, что эта машина строго выполняет программу? Разве непонятно?
– Не доставай, Джек, я уже кое-чего добился.
– И чего же ты добился?
– А вот посмотри…
Петер пробежался пальцами по кнопкам, а потом что есть силы ударил по панели кулаком, и на небольшом экране, который комментировал этапы приготовления блюд, вдруг появилось текстовое сообщение, из которого следовало, что для приготовления полноценного блюда используется пластификатор фирмы «Горней», а основой еды являлись высушенные до окаменелого состояния натуральные продукты, прошедшие сушку под давлением в сто пятьдесят атмосфер.
– Ну круто, а что дальше?
– Я надеюсь взломать код этой машины и научиться улучшать качество еды.
– Петер, как можно улучшить камень? Ты же видел – сто пятьдесят атмосфер!
– Это ничего не значит, Джек. Мне уже удалось улучшить цвет.
– Не вижу разницы, краски такие же яркие, как в магазине «Все для ремонта».
– Нет, я с тобой не согласен.
– Петер, прежде чем ты сломаешь эту байду, позаботься о том, куда ты спрячешься, чтобы тебя потом не нашел Хирш.
– Ее невозможно сломать.
– Точно? – усомнился Джек, замечая трещину на панели регистратора.
– Ну, я могу бить по ней не так сильно.
– Расскажи это Хиршу, – ухмыльнулся Джек и вышел из камбуза, унося с собой ощущение какой-то то ли недосказанности, то ли голода. Джек подозревал, что им скармливали какой-то не слишком вредный пластик, сдобренный разными раздражителями вкусовых рецепторов. Где-то он уже читал про такое, кажется, в журнале «Космическая кулинария». Нейтральный пластик, немного синтетических белков и витаминов, быстрое удаление, активная перистальтика кишечника. Все это в здешней еде присутствовало, кроме одного – вкус у нее был не аппетитный. Складывалось впечатление, что он распадался на части – немного сладкого, немного острого, вот тут соленое и еще миллиграммчик ванили. Как-то так. А единого, красивого вкуса и удовольствия от приема этих окаменелых таблеток у Джека не возникало. Он впервые пожалел, что судовому сержанту на погрузке удалось убедить Петера бросить мешок с едой. Огромный мешок с элитной едой!
Загрохотавшие на единственной башне пушки заставили Джека вздрогнуть, и они с выскочившим из камбуза Шойбле помчались в рубку, откуда имелся единственный выход на артиллерийскую площадку.
Они вылетели на нее через полминуты с напряженными лицами и срывающимся дыханием и увидели сидевшего за джойстиком Хирша, рядом с которым находился Веллингтон с традиционной фляжкой.