— Здравствуй, Мэри. А когда это ты успела поседеть?!
— Не знаю, Дядюшка, — слегка пожала плечами она, даже не подумав ответить на приветствие. Впрочем, к ее привычке в разговоре с близкими людьми не тратить время на условности Генри привык уже давно. — До сих пор у меня волосы не отрастали настолько, чтобы иметь возможность оценить их цвет. Знаете, даже если это случилось только что, я не вижу ничего удивительного. И вы не увидите, даю вам слово. Впрочем, вы и так уже седы. Разве что полысеете.
— Ну спасибо тебе, дорогая, утешила, — ехидно проворчал Морган, ероша ладонью густую жесткую шевелюру цвета покрытой изморозью стали и косясь на Савельева, наслаждавшегося этой сценкой.
— Здравствуйте, Петр. Извините, я, кажется, невежлива сегодня. Тяжелый день. — Мэри свернула дисплей и спрыгнула со стола, протягивая старпому ладонь для рукопожатия. Савельев, пожалуй, предпочел бы поцеловать ручку, но сам способ подачи — ребром — не оставил ему выбора.
— Не извиняйтесь, Мэри, — добродушно проворчал старший помощник. — Я имею некоторое представление о событиях, которыми вы наполнили последние сутки. И полагаю, что «тяжелый» — слишком мягкое определение для вашего дня. А ведь он все еще продолжается, не так ли?
— Именно так. Прошу прощения, но нам с полковником необходимо…
— Уже ушел, — с понимающей улыбкой кивнул Савельев. — Если я вам понадоблюсь — нажмите вторую кнопку на клавиатуре стационарного коммуникатора. Первая — это Никита Борисович, третья — доктор Тищенко, четвертая — вахтенный. Если вам что-то потребуется…
— Понятно. А доктора-то вы сюда зачем приплели? — поморщилась Мэри.
— А это не для вас информация, а для Генри. Если вы будете плохо себя вести, к примеру, работать без отдыха, он вызовет Тищенко прямо в это помещение. Вам ясно? — Савельев неожиданно подмигнул и выскочил из комнаты прежде, чем она успела высказаться по поводу столь вопиющего нахальства.
— И этот туда же, — буркнула Мэри, раздраженно глядя на дверь. — Знали бы вы, Дядюшка, как они меня достали своей заботой! Еще немного, и я всерьез поверю в то, что я нечто маленькое, слабенькое, беспомощное и на ногах не стоящее. Ну ладно Корсаков, а остальные-то почему?
Морган уселся в кресло, оказавшееся неожиданно удобным. Отвечать на явно риторический вопрос он не видел необходимости. Зачем объяснять девочке, что, с точки зрения русских военных, майор Гамильтон — при всех ее наградах, выслуге и огромном боевом опыте — в первую очередь женщина, и только потом офицер? Она и сама это прекрасно понимает. Да и, наверное, на самом-то деле не имеет ничего против такого положения вещей. Должно быть, у нее что-то не получается, вот она и злится. Или, что наиболее вероятно, информация, которой она располагает в настоящий момент, такова, что ее трясет при одной мысли. А русские с их галантностью и стремлением защитить просто попали под горячую руку.
— Ты в норме? — осторожно поинтересовался Генри примерно минуту спустя. Мэри снова уселась на стол, закурила, подтолкнула коробку сигар по столешнице поближе к своему собеседнику и тяжело вздохнула.
— Не уверена. Скорее нет, чем да. — она с силой надавила указательным пальцем на переносицу, помассировала, вздохнула. — В общем, так, Дядюшка. Одно из двух: либо мне нужен код доступа к закрытой полицейской статистике, либо вы напряжете память. Я и сама пробьюсь, — правильно истолковала она появившееся на лице Моргана саркастическое выражение, — но у нас не так уж много времени, сэр.
— Что тебя интересует, девочка? Я на память пока не жалуюсь, может, и напрягать не придется.
— Все может быть, — покивала Мэри. Поймала взгляд полковника, прищурилась: — Итак. Около девяти с половиной лет назад должны были резко участиться случаи исчезновения совсем маленьких детей. Конкретно — четырех-пятилеток. Вряд ли меньше, ну, скажем, от трех лет. Тогда же стали пропадать молодые женщины. Все это достаточно тривиально, на то и «Сапсаны», чтобы их с планеты не вывозили, но мне кажется, что женщины и дети пропадали, а всплеск вывоза не был зафиксирован. И более того, в ту пору всякая шушера вообще несколько попритихла, так, нет?
— Так, — тяжело, холодно уронил Морган. — Дальше.
— Дальше — я думаю — года четыре или чуть больше назад детей перестали похищать. А вот женщины продолжают исчезать и сейчас.
Морган встал с места, прошелся по комнате и вдруг сильно, как клещами, сжал ее плечо, разворачивая девушку лицом к себе и стаскивая ее со стола.
— Коды тебе? — прошипел он. — Совсем обнаглела, влезла, а теперь выпендриваешься? Да я тебя…
Что именно намеревался пообещать бывшей подчиненной командующий планетарной полицией, так и осталось тайной. Потому что неожиданно для него пол исчез из-под ног, а секунду спустя обнаружился снова, только не под ногами, а под носом, которым полковник утыкался в жесткое покрытие. В поясницу упиралось колено, правая рука, вывернутая за спину и задранная вверх, каждым суставом и каждой связкой молила о пощаде. Единственное, на что он был способен в такой ситуации, это стукнуть по полу ладонью свободной руки — так чертова кукла еще и не сразу его отпустила! Неуклюжим слабаком себя Морган вполне обоснованно не считал. Тем обиднее была легкость, с которой его скрутила девчонка, лично им приведенная в полицию чуть ли не двадцать лет назад.
— Успокоился? — мрачно поинтересовалась Мэри, отбросив всякую субординацию и переходя на «ты». — Генри, ты бы поосторожнее со своим праведным гневом, я ведь от неожиданности и убить могу. Не лазала я никуда. И кодов я не знаю. Слово офицера. Что, неужели вот так, в точку, попала?
Морган поднялся на ноги, покрутил головой, разминая шею, рухнул обратно в кресло и насупился, массируя пострадавший плечевой сустав. Вот ведь засранка — с сигары, неизвестно в какой момент пристроенной в массивную пепельницу, даже пепел не упал!
— Как будто аналитическую сводку читала. Черт возьми, Мэри, или ты мне немедленно объяснишь, как ты до этого дошла, или…
— Или что? — ядовито усмехнулась Мэри. Серебристо поблескивающий ежик встопорщился, глаза сузились, ноздри зло раздувались. Она уселась в кресло, откинулась на спинку, забросила ноги в ботинках на стол и выпустила струю сигарного дыма в потолок. — Хорошо, сейчас я все по полочкам разложу. Но предупреждаю сразу, Генри: это такая гадость, что мне уже сейчас стыдно, что я бельтайнка. А уж когда док Тищенко сработает полный отчет… ты бы выпил, что ли. И мне налей. Плохо дело, Генри. Совсем, мать его, плохо. Ладно, давай по порядку. — она несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями. Приняла из рук Моргана бокал с коньяком, бутылка которого была кем-то предусмотрительно выставлена на маленький столик у стены. Пригубила, покатала на языке. Проглотила. Морган мельком отметил, что детская привычка кусать губы в минуты задумчивости никуда не делась, и теперь они пламенели на бледном лице с едва заметными веснушками на чуть курносом носу. Сигара выписывала в воздухе замысловатые узоры, кулак свободной руки ритмично сжимался и разжимался. — Еще когда мы к Бельтайну подходили, после боя в Зоне Тэта, я обратила внимание на то, как аккуратно отбомбился Саммерс. Если бы не о моей родине речь шла — впору аплодировать. Так вот, всю планету я тогда с орбиты не видела. Но две точки в океане, подвергшиеся бомбардировке, засекла. В океане, Генри, заметь себе это. На случайные промахи это похоже не было, туда явно не по одной бомбе легло. И потом — общая, повторяю, аккуратность бомбардиров. Короче говоря, уже тогда мне стало очень интересно, что же у нас там такое, что Саммерсу в обязательном порядке надо было разнести это вдребезги. Как ты понимаешь, какое-то время мне было не до того, да и по большому счету я была отрезана от планетарных баз данных. Но как только у меня появилось хоть какое-то время, я, как ты помнишь, затребовала у тебя карту бомбардировки. Короче говоря, точек в океане оказалось не две, а семь. И координаты их один в один совпали с местоположением сейсмических стабилизаторов. Ты понимаешь, о каких областях я говорю?