— Пилот? Ликеры? Такой пилот? — потом сообразил, что его пытаются подколоть, разгладил усы и заявил, что раздобудет и ликеры, если потребуется, но что-то ему подсказывает, что водка будет уместнее. В крайнем случае — коньяк. Дама все-таки. Пресекая посыпавшиеся со всех сторон замечания, он высказал твердую убежденность в том, что данная конкретная дама относится к категории «дам как дам!» и он лично не советовал бы некоторым из молодых да ранних проверять упомянутую гипотезу. Во избежание. А то он тут на досуге («Где вы его взяли, Капитон Анатольевич?» — поинтересовался Корсаков) посмотрел краем глаза программу подготовки бельтайнских пилотов… Так вот, он имеет удовольствие напомнить особо шустрым, что замена зубов, выбитых не во время боя с противником, флотом не оплачивается.
Неизвестно, как далеко зашла бы веселая перепалка в рубке, но тут датчики дальнего обнаружения засекли, наконец, противника, и всем сразу нашлось, чем заняться. Никита даже пожалел, что не владеет бельтайнской техникой сцепки — сейчас очень пригодилась бы возможность передавать команды по «поводкам». Саммерс, должно быть, решил, что семи смертям не бывать, одной не миновать, а помирать — так с музыкой, и вблизи Зоны Сигма началось форменное светопреставление. Примерно половина тех, кто пришел с Саммерсом в систему Тариссы, решила под шумок смыться — авось не заметят, а и заметят — глядишь, не погонятся. Разумеется, это заблуждение было немедленно развеяно штурмовиками, поддержанными залпами бортовых орудий крейсеров. Однако эта суета смазывала и без того непростую картину боя и бабушка еще надвое сказала, остались бы в самом деле в целости надстройки «Александра», но в самый ответственный момент Зона Сигма озарилась несколькими вспышками, означающими переход в реальное пространство крупных кораблей. Пиратская эскадра, обнаружившая наличие в непосредственной близости от себя не двух, как предполагалось вначале, а шести крейсеров (не считая четырех эсминцев), почла за лучшее лечь в дрейф и задраить орудийные порты. Всякое бывает, судьба — девушка капризная, да и на каторге люди как-то устраиваются…
Корсаков, изрядно уставший и мечтающий сейчас только о душе и хотя бы паре часов сна, с неудовольствием понял, что отдых откладывается. В отличие от бритья. Ибо адмирал Гусейнов, командующий четвертого крыла Экспедиционного флота, сам не был распустехой и в подчиненных несобранности на дух не переносил. Пришлось спешно приводить себя в порядок и являться пред светлые очи начальства.
Теймур Ибрагимович Гусейнов был, как всегда, черноглаз, седоус и язвителен.
— Что же это вы, батенька, Никита Борисович, так завозились? Какой-то Саммерс! Тоже мне, эскадра!
— Живым хотелось взять главаря, Теймур Ибрагимович. — Корсаков сидел в салоне «Андрея Боголюбского» и с удовольствием наблюдал, как адмирал набивает трубку. Сигар Гусейнов не признавал, считая баловством и переводом табака, но к слабостям окружающих относился терпимо, и в пальцах Никиты уже тлела благородная «Анатолия».
— А отчего же обязательно живым? Форсу ради или нашлась солнцеокая и луноликая пери, которой вы непременно возжелали сделать подарок? А цветочки либо, там, конфеточки не пробовали?
— Ох, говорила же мне упомянутая «солнцеокая и луноликая», что по скорости распространения сплетен флот уступает только борделю и монастырю, а я, дурак, посмеялся… — покачал головой Корсаков.
— Вот и зря посмеялись. Интересно, однако, она у вас курс прокладывает: бордель, монастырь, флот… Мне аж завидно, — ехидно улыбнулся Гусейнов и тут же посерьезнел: — Шутки шутками, а я ведь тут не просто так оказался. Только вы в подпространство ушли — вызов. Да откуда! С Кремля! Сам князь Цинцадзе, не кто-нибудь. Как эта планетка в сферу интересов Ираклия Давидовича попала — не знаю, только мне было велено идти сюда на форсаже и на месте приглядеть, что да как. Дескать, Никита Борисович человек молодой, горячий, помчался сломя голову, а дело непростое. Вот так-то. Что скажете, Никита Борисович, непростое дело?
— Средней паршивости. Налет пиратской эскадры на планету, эвакуация трех тысяч детей на спешно переоборудованном транспорте. Погнались, конечно. Четыре фрегата шли за ними от Бельтайна и еще два ждали у зоны перехода. Корветы сопровождения — семь малышей! — приняли бой и, кстати, выиграли его. Во всяком случае, транспорт был очищен от абордажных капсул и готов уйти в подпространство на маневровых, но тут появились мы. Чего я не понимаю — как планета, о ВКС которой легенды ходят, осталась совсем без защиты. Одна орбитальная крепость и — на момент нападения — один боевой пилот, вот эта самая… гм… пери. Кстати, если я правильно понял, послать сигнал бедствия было именно ее идеей.
— Вот даже как? Я вам так скажу, Никита Борисович: умная женщина — редкая драгоценность. И опасная. М-да. Она хоть хорошенькая?
Корсаков извлек из футляра кристалл с записью:
— Желаете посмотреть в статике или в динамике, Теймур Ибрагимович?
— В динамике, конечно! Что мне статика…
Никита ухмыльнулся и включил воспроизведение. На экране возник борт транспортного корабля, усеянный абордажными капсулами, и корвет, проносящийся над самой обшивкой. Капсулы исчезли, сметенные выхлопом маршевых двигателей, транспорт остался неповрежденным. Показ остановился. Гусейнов медленно положил трубку в пепельницу:
— А ну-ка, еще раз! И помедленнее!
Корсаков повиновался. Адмирал покачал головой и несколько преувеличенно вздохнул.
— Ну, Теймур Ибрагимович, что скажете? — не удержался Никита. — Хороша?
— Ах, — темпераментно всплеснул руками Гусейнов, — свет очей! — и снова потянулся за трубкой. — А в статике что?
Голографический снимок из досье капитана Гамильтон занял место кораблей. Адмирал всмотрелся, пошевелил губами, то ли систематизируя кресты и звезды, то ли просто считая невозможным для занимаемого положения выражать эмоции вслух, одобрительно покивал и решительно подтвердил:
— Красавица.
— Это еще что, — сказал Корсаков, убирая кристалл обратно в футляр. — Если хотите, я вам перешлю копию того курса, который она для «Александра» рассчитала. Навигаторы преклоняются, штурмана благоговеют, Дубинин грозится лучшей водкой поделиться…
— А что ж не привели, Никита Борисович? Хоть бы познакомили. Или боитесь, что старик Гусейнов не так уж и стар? — насмешливо прищурился командующий.
— Я бы привел, — помрачнел Корсаков, — но она сейчас в лазарете, а с доктором Тищенко спорить…
— Это верно, Станислав Сергеевич человек серьезный. А почему в лазарете? Что там такое, что сам Тищенко до сих пор не справился?
— Видите ли, бельтайнские пилоты используют в бою такую химию, что Тищенко при одном упоминании волком смотрит и рычит, спасибо, хоть не кусается. А у химии есть ограничение: при малейшем кровотечении или недавнем повреждении кожи ее использовать нельзя, даже если кошка поцарапает. Так что несколько дней в месяц бельтайнки — у них пилоты исключительно женщины — воевать не могут. А я уже говорил, боевой пилот на планете был один-единственный, в лице мисс Гамильтон. Остальные — пенсионеры-резервисты. Детей надо было спасать, других кандидатур попросту не нашлось, вот капитан и наплевала на запреты. Вы бы видели ее нательный комбинезон, выжимать можно было. Насилу откачали.