И Гусев поведал мне о Таймырском восстании 1932 года – о событиях этих мало кто знал даже в те дни, когда они происходили. А дело было так: по стране победным маршем шагала коллективизация, и на самом верху приняли решение объединить в колхозы и местных оленеводов с охотниками. Новую коллективную жизнь даже многие крестьяне России встречали, мягко говоря, без энтузиазма, хотя исторически были куда более предрасположены к общинному ведению хозяйства. Но с какой радости, скажите, удачливому охотнику делиться добычей с неумехой и лодырем, добывающим за сезон впятеро меньше шкурок? И Таймыр восстал. Началась смута у долган, чуть позже к ним присоединились нганасаны и энцы, уже тогда малочисленные, стоявшие на грани вымирания. Убивали присланных активистов, сжигали фактории, совершили несколько нападений на русские поселки… Попытка окружных властей справиться своими силами закончилась плачевно – бой завершился победой восставших, погибло четырнадцать карателей. Центр отреагировал жестко, на Таймыр прислали отряды войск НКВД, поднаторевшие в усмирении крестьянских восстаний. Но те хорошо умели приводить к покорности деревни, которые стоят на месте и никуда не денутся. А поди-ка отыщи мятежных кочевников в бескрайней тундре… Применили авиаразведку, но поначалу и она не помогла: охотники, привыкшие бить песца в глаз, умудрились свалить пару железных птиц…
Конечно, мятеж в конце концов подавили, слишком огромная государственная мощь стояла за спинами усмирителей. Схваченных зачинщиков после короткого суда расстреляли. А у остальных аборигенов изъяли огнестрельное оружие. До последнего ствола. У всех, и у восстававших, и у державшихся в стороне. Изъяли осенью, как раз перед подходом к зимним пастбищам стад дикого оленя, – а его мясо было одним из главных видов питания местного населения.
Акция по изъятию оружия стала смертным приговором. Приговором к массовому вымиранию от голода зимой – умеющих охотиться по-прадедовски, с луками и копьями, в стойбищах не осталось.
И вот тогда к Шорохову, главному чекисту Игарки, руководившему подавлением мятежа, и приехал Иван Иванович Тульгай. О чем они говорили с обер-чекистом, неизвестно. Но после разговора Шорохов отдал беспрецедентное распоряжение – все оружие и все патроны раздали обратно. Всем, даже экс-мятежникам.
Шорохов рисковал не просто карьерой – головой. Случись на полуострове любой рецидив мятежа, чекиста бы без затей расстреляли. Но ни один выстрел по русским в тундре больше не прозвучал. Хотя недовольных хватало, много лет, даже десятилетий по Таймыру бродили слухи о «диких нганасанах» и «диких долганах» – о родах, так и не признавших новых порядков, кочующих наособицу и не поддерживающих никаких контактов с властью. Про энцев такие слухи не ходили – уже во время переписи 1939 года ни один человек на Таймыре не назвал себя принадлежащим к этой народности.
История любопытная, но я хотел задать несколько вопросов, перекидывающих мостик от орденоносца Ивана Ивановича к Ивану нынешнему, умеющему незаметно появляться и исчезать. Хотел – и не успел.
Снаружи послышались крики. Да что там крики – самые натуральные вопли, среди которых без труда опознавался высокий голос Птикошона. Выдернув из кобуры «ассасин», я поспешил из палатки. Этнограф за мной не последовал – наоборот, съежился, втянул голову в плечи и отодвинулся к дальней стенке.
Как я ни спешил, но у озера оказался одним из последних. Разучился спешить быстро… На вид ничего экстраординарного не происходило – кучка людей столпилась у навеса, прикрывающего столики с аппаратурой. Профессор что-то возбужденно тараторил, показывая на экраны. На двух ничего не видно, сплошной серый фон. На третьем вместо движущейся синей точки мигала неподвижная красная, то вспыхивала, то гасла… Похоже, с нашей чудо-рыбкой случилось нечто непредвиденное.
Птикошон пробежался пальцами по клавиатуре со скоростью пианиста-виртуоза. Погасшие экраны снова ожили, показали подводный пейзаж. Запись недавних событий, догадался я. Причем повторяемая с большим замедлением, судя по тому, как неторопливо меняются цифры на таймере в углу экрана.
Изображения были темнее и видимость стала хуже, наверняка электронная рыба ушла на бóльшие глубины, чем в первый час своего путешествия. Приходилось вглядываться, дабы разглядеть в смутной дымке детали. Что метнулось к объективу, выдающему левую картинку, я толком не разобрал. Что-то большое – и длинное, вытянутое, змееобразное. Экран покрыла непроглядная чернота. Чуть позже, буквально через долю секунды, черным стал и правый экран. Несколько секунд ничего не происходило, а затем чернота сменилась на обоих экранах мерцающим серым фоном, рыба перестала выдавать сигнал.
Ну, здравствуй, чучундра звероящерная…
В точку, тщательно вычисленную как исходный пункт операции, Багирова на рассвете повез Смок, полноправный мембер из крыла Большого Пепса. Сержант сам хотел сесть за руль, – дескать, пора ему получать водительские навыки, но Смок не пустил. Дело поручено крайне важное, негоже рисковать поломкой из-за дилетантской езды.
Едва лишь выехали, сержант понял, что Смок был прав. И понял другое, что до сих не мог взять в толк: да как же байкеры в свое время решились пересесть с мощных скоростных машин на относительно тихоходные электроциклы?
Как выяснилось, он просто не знал, на что способны «лисапеды» с новым свежим аккумулятором. Никакого вращения педалей, дельтоид солнечной батареи снят, и по тундре они не катили – мчались. Летели… Ветер в лицо, мелькание зеленых кочек, куропатки, испуганно вспархивающие из-под колес и тут же остающиеся далеко позади.
В исходную точку прибыли много раньше запланированного. Смок спрыгнул с седла, стянул с головы шлем. Ощерил бородатое лицо в усмешке:
– Эх, хорошо-о-о… Давненько так не гонял… Еще бы по шоссе, а не по здешним кочкам, да ночью, да с нормальной соской, да после косячка…
Бороду Смока густо припорошила седина, может быть, в молодости ему доводилось гонять на байках с настоящими бензиновыми двигателями.
Передохнули после бешеной езды, затем Смок отправился маскировать «лисапед», подыскав подходящую ложбинку среди мхов, потом загодя занялся обустройством укрытия для себя. Он должен был проследить издалека за действиями Бага, и удостовериться, что все прошло нормально.
А Баг забрался повыше, на вершину холма, уже вполне достойного так называться, – дело происходило неподалеку от предгорий Бырранги. Расположился поудобнее, пустил в ход электронный бинокль. Все тихо и спокойно, дорогих гостей пока не видать…. Ну и ладно, в данном конкретном случае гораздо лучше ждать, чем догонять.
Река Нижняя Таймыра не была отсюда видна, но близкий берег угадывался – по заметному понижению рельефа, по чуть иному характеру растительности. Именно здесь вездеходы должны выкатиться на просторы тундры, дальше по речному руслу им дороги нет – там начинается Бырранга, и река прорезает ее, как ножом, стиснутая между отвесными склонами.
И здесь по принятому первоначально плану предполагалось устроить засаду. Увы, тот план оказался невыполнимым по техническим причинам. Союзники-сепы не слишком расщедрились на помощь – всего восемь новеньких ллейтоновских батарей, доставленных прежним способом, в опущенном в отдалении контейнере. Не доверяли союзнички, страховались…