И человек, известный крайне узкому кругу людей как Тарантул, не считал свое прозвище обидным. Более того, однажды сподобился посмотреть научно-популярный фильм о тарантулах – и подивился: ну надо же, прозвище угодило в десятку…
Тарантулы, как сказано выше, существа малозаметные. Напоказ себя выставлять не любят. Тарантул выкопает глубокую норку в земле или в песке и сидит в ней, никого не трогает. Пока не проголодается. Тогда и только тогда он появляется на поверхности. Стремительная атака, быстрый укус, – и с добычей в норку. До следующего раза.
Человек, известный как Тарантул, привык действовать именно так. Незаметность и безобидность – до самого конца, до стремительной атаки. В качестве норки в его случае выступал безупречный имидж. Любовно созданная, идеально отшлифованная маска безобидного создания. Легенда, способная выдержать любую проверку. Тщательно, до мелочей отрепетированная манера поведения.
Каждую маску он использовал лишь один раз, для одной операции. Затем без сожаления с ней расставался. Хотя к некоторым привыкал, и еще как… Порой на то, чтобы приблизиться к объекту на необходимое расстояние, уходили долгие месяцы. И Тарантул уже сам под конец не очень понимал, что в нем откуда – где свое, врожденное, а где придуманные черты личности-маски.
Последняя его личина побила все рекорды. Два с половиной года Тарантул прожил в чужом облике. Причем на этот раз маской стала не придуманная с нуля личность. Он изображал реального человека, канувшего в Катаклизме. Внешность – полбеды, современные методы косметической медицины позволяют скопировать кого угодно, и на фото ни человек, ни компьютер не распознает подделку. Но речь, но манера поведения… Он часами просматривал старые записи, копируя все, вплоть до мельчайших жестов и микромимики – а ими, как известно, человек управляет над подсознательном уровне. Он вбивал, вколачивал чужую личность себе в подсознание, словно гвоздь в неподатливую доску.
Тарантул был асом маскировки. Он не сомневался: если по маловероятной случайности доведется встретиться с кем-то, знавшим объект копирования до Дня Станции, – фальшивку никто не распознает.
По сравнению с этими трудами небольшая предварительная операция – коррекция биометрического паспорта, хранившегося в нескольких базах данных, – стала детской игрой. Но и ее Тарантул провел очень тщательно. Подчистка не была грубой, почти все осталось как прежде, включая дактилокарту… А длинная и малопонятная расшифровка генома – да какой же нормальный без или полицейский будет в нее вчитываться, не имея на то крайней нужды? Теперь может вчитываться, всё в порядке.
Пришло время воспользоваться плодами долгих трудов. Тарантул поднялся по своей норке к самой поверхности и готов к стремительному броску, к смертельному укусу.
…На экране повторялась в записи лекция, повторялась без звука – и молчаливая, но бурная жестикуляция профессора смотрелась комично. Но Тарантула сейчас не интересовали криптозоологические теории и охота на якобы выживших доисторических монстров. Он всматривался в лица слушателей. Особенно в лицо человека, которому очень скоро предстояло узнать, как стремительно умеют атаковать тарантулы.
Бывший филолог и нынешний хэнгэраунд по прозвищу Баунти числился у «блэкдевилсов» неплохим бойцом. Даже одним из лучших, другие в крыло Большого Пепса не попадали. Но переводчик из него был, по мнению Багирова, на редкость хреновый. Может, Баунти на своем филологическом факультете уделял слишком много времени девушкам, пиву и ночным гонкам на электробайках в ущерб учебе, может, перезабыл все, что знал.
Но перевод звучал примерно так:
– …Покинув место… э-э-э, место, где сидел… наверное, место высадки или посадки, да… он, согласно чему-то, здесь неразборчиво, двинулся на восток, затем… черт, нужен словарь… а-а-а, понял… и разбил лагерь, вот.
Вездеход продолжал свой неспешный путь к Бырранге. Баунти переводил, устроившись за спинками кресел на ящике, принесенном из грузового отсека. Баг медленно зверел от качества перевода. Пепс слушал внимательно и никак своих эмоций не проявлял.
Изучаемый документ представлял из себя нечто вроде пространного отчета, составленного неким Джулио Ленцем. Кому адресовался отчет, осталось неизвестным, первого листа или нескольких листов в документе не хватало, начинался он в буквальном смысле с полуслова. Но изредка мелькавшее в тексте обращение «ваше превосходительство» позволяло предположить, что Ленц был человеком военным или по меньшей мере работавшим на военных. Подпись в конце документа имелась, но ни своего звания, ни должности Ленц не указал, лишь имя и фамилию.
– После этого он оставил… – бубнил Баунти, – он оставил… да, он оставил фару с рабочей частотой… чушь какая-то… а-а-а, он оставил маяк, радиомаяк, фу-у-у… и двинулся к холмам… или к горам… у него не было с собой… не знаю, тут какой-то специальный термин или жаргон…
Сбивчивое, через пень-колоду, повествование о странствиях незадачливого Джулио продолжалось. Отчитывался он обо всем подробно, расписывал чуть ли не каждый шаг, и возникавшие по вине Баунти разрывы в переводе не мешали следить за развитием сюжета.
Одинокий путешественник добрался до ледника и вскарабкался на него, имея в распоряжении альпинистское снаряжение. А затем у Ленца начались проблемы со здоровьем… Какие именно, понять было трудно, с переводом медицинских терминов дела у Баунти обстояли вовсе уж плохо…
Кое-как оклемавшись, Джулио продолжил путь, спустился с ледника в долину. А там…
– Что?! – перебил Пепс. – Небоскреб?!
– Ну да… grattacielo… именно небоскреб. Посреди озера.
– Охренеть… – покачал головой Багиров. – Поскользнулся парень на леднике и башкой приложился.
– Мираж какой-то, как в пустыне, – предположил Большой Пепс.
Баунти тоже внес свою лепту догадок:
– Он какие-то препараты принимал, когда ему поплохело. Переборщил, видать, с дозой.
– Читай дальше, – приказал Пепс. – Сейчас поймем, мираж или глюки…
Ничего они не поняли… Небоскреб, по Ленцу, якобы оказался самой взаправдашней реальностью. И озеро с тихой и теплой водой – тоже (это на Таймыре-то, в конце сентября!), и раскиданные по долине бунгало с цветущими вокруг садами. Или Джулио раздружился с головой всерьез и надолго, или сознательно лгал, считая «превосходительство» наивным простаком, способным скушать любую сказку о творящихся на Таймыре делах…
– Он, когда спускался, через туман не проходил? – поинтересовался Багиров.
– Да нет… вроде бы ничего про туман не написано… – ответил Баунти не без сомнения в голосе; вернулся на предыдущую страницу, вновь пробежал ее взглядом, заявил уверенно:
– Не было никакого тумана.
– Ты к чему это, про туман? – подозрительно спросил Пепс.
– Да так… разные штуки в тумане случаются… – обтекаемо ответил Багиров.
– Ну-ну… Давай-ка, Баунти, пропусти десяток листов. А то мы скоро доедем, а тему так и не просечем.