Нехорошего места.
Еще и природа поспособствовала — мы прибыли к началу страшного дождя.
И вскоре все изменилось.
Помню, как после первого хлесткого удара молнии люди что-то закричали, но голоса их были заглушены страшными раскатами грома, которые уже через три минуты стали напоминать непрерывную артиллерийскую канонаду.
Страшные изогнутые тени людей и строений полетели в разные стороны.
Налетел холодный шквалистый ветер, и тут же вскипевшая ночная река разом вспыхнула кроваво-красным — от берега до берега, вся освещенная зловещим фейерверком чудовищной мощи. Колдовские молнии с грохотом и хохотом танцевали над ним, ломались прихотливыми зигзагами, вонзались в бурные воды и окутывали стоящий у берега «Клевер» зыбким светящимся облаком. Мы стояли у черной бревенчатой стены, мокрые и напуганные, но так и не решились толкнуть закрытую входную дверь — окна дома светились адским желто-сиреневым пламенем, а внутри помещения летали огненные шары…
Еще минута — и мы по команде шкипера побежали к мотоботу. Пролетая мимо пагоды, я успел увидеть сложенные в ряд позади строения три человеческих черепа.
Что или кто выгнал людей отсюда? Почему они ушли из столь удобного места, что их заставило?
Впрочем… Пройдет время, и, может быть, жизнь сюда еще вернется, искренне хочется в это верить. Правда, пока непонятно, кто для такой реанимационной миссии потребуется больше: отчаянный священник или храбрый воин, безбашенный отшельник-эзотерик или маститый ученый с газоанализатором. А лучше бы — все вместе и сразу.
Выведя корабль на стремнину, шкипер в создаваемой им же лоции подписал точку в маленькой бухте так: Плохая Пагода.
Мы с Джаем не совсем бездельничаем, разглядывая пейзажи.
Точнее, это я их разглядываю, вынужденно, в порядке отвлечения от боли.
Джай же кропотливо работает. И разглядывает индус не природу, а мою руку и плечо. Он меня, подлец, татуирует, как и было завещано свирепыми гуркхами, — сегодня первый сеанс. Проклятый шпион Нью-Дели-Шанхая свое дело знает туго, к высокому иглоукалывательному искусству приобщен и клятвенно заверил меня, что сделает все качественно и эстетически безупречно.
Татуировка будет знатная, статусная.
На белом металле палубы разложены пигменты и прочие аксессуары тату-салона, включая специальный вазелин. В плоских баночках лежат краски-пигменты: разнообразно красные — этими индус пользуется редко — и оттенки черного. Палитра подобрана под цвет шкуры черной же пантеры — свирепого тотемного зверя гуркхской общины и, как мне рассказал Джай, непальско-бирманского боевого ремесла типа муай тай — «бандо». Этой самой «бандо» занимаются все шанхайские гуркхи, соревнования проводят, спарринги — вполне эффектное зрелище. Биш, по моему дилетантскому мнению, так вообще мастер этой драки.
У индуса тоже имеется такая татуировка на левой руке, хотя история ее появления, как и история появления индуса в гуркхской общине, все так же мутна.
Считается, что вытатуированный зверь как бы передает человеку часть своей силы, свирепости и быстроты.
Деваться мне некуда — приняли, подвести нельзя.
Но есть и еще один мотив. Личный.
Я невеликую свою жизнь до сей поры удачно прожил и без татуировок. Почти без татуировок… Потому что одна все-таки имеется — тупее не придумаешь, самопальное позорище в виде кривой надписи «Ира» на левом предплечье. Давно собирался вывести этот осколок воспоминаний о злосчастной девице, общение с которой не принесло в мою жизнь ни грамма позитивного экспириенса.
— Черная Пантера покроет все! — пообещал Джай, и я успокоился.
Хотя мы и так работаем в щадящем режиме; Джаю же с этим в свое время не повезло. Ведь сама процедура нанесения большого — от плеча и до запястья — и сложного тотемного рисунка на кожу достаточно болезненна и длительна и служит еще одним из способов воспитания выдержки и силы духа. Я ведь теперь гуркха.
Мало того: после рисунка нужно еще и надпись наносить, тот самый боевой девиз: «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali!» — «Слава Великой Кали, идут Гуркхи!» Вот и представьте, что ждало бы Федю, истязай меня индус традиционным способом с применением кустарных снарядов в виде самшитовых дощечек с иглами. Бр-р… А ведь мне, по обычаю, во время экзекуции полагается еще и песни бодрые петь, гортанным горским голосом…
Осознавая несоразмерность такого испытания с потенциалом современного белого человека, Джай в пытке использует вполне современный тату-дырокол швейцарской сборки SWISSTATTOO STM Luxury — универсальная машинка. Используя эту практически бесшумную шнягу, он и контуры выводит, и закрашивает, и тени наносит. Шняга крутая, композитные материалы нового поколения, все дела. К ней имеется «бошевский» переносной блок питания. Все есть, отличные мази и краски… И медицинский спирт.
Нормально, в общем.
В самом начале этой долгой и нудной процедуры к нам подскочила Zicke, немного посмотрела, послушала — и тут же возжелала заполучить себе нечто подобное, будто своих партаков ей мало… С гневом и яростью гонимая за такое неуместное предложение в хвост и гриву, Ленни ничуть не обиделась, обозвала нас с индусом «скучными и унылыми стеблями шпината» и преспокойно направилась в ходовую рубку — у нее там очередные занятия по практическому судовождению.
Стремясь расширить линейку полезных личных практик (плюсом к дельтаплану, катеру, мотоциклу и яхте), она ныне обучается у Маурера на шкипера, прилежно тренируется в управлении «Клевером», работе с навигационными приборами и прокладке курса. Я тоже подумывал было заняться столь актуальным делом, но дальше дум дело не пошло. А она ничего, старается, Ули хвалит.
Вот и сейчас Ленни горделиво стоит за штурвалом мотобота, ведет судно ровно и уверенно, штурвал понапрасну не крутит, по курсу не рыскает. Правда, все происходит под наблюдением Маурера и только на тех участках, где фарватер шкиперу очевиден. Но индус-татуировшик все равно опасливо разместил свои баночки в углублении между трюмными люками, для устойчивости.
Терпеть боль несложно — тут не столько больно, сколько муторно и некомфортно. Спасают редкие перерывы и наблюдение за рекой — потому и выбрали мы место наверху, хотя в кают-компании Джаю было бы гораздо удобней.
Дзен-н!
Жестяным звуком ожил динамик громкой связи.
— Внимание, экипаж, все на палубу! — прозвенел металлом голос Маурера.
Шкипер после ухода из Шанхая как заново родился. Собранный, уверенный в себе, румяный и подвижный — пассионарный первооткрыватель, вырвавшийся из теснин и тенет. Даже пьет теперь по-другому — элегантно, даже манерно. И почти не пьянеет. Соответственно изменился и голос нашего капитана, помолодел и заострился.
А мы и так на палубе, нам-то что делать?
Боковая дверь возле ходовой рубки распахнулась, из трюма на свет божий вылез еще заспанный, но уже встревоженный Никлаус со штанами в руках.