Сказать, что на французских шоссе чисто, значит ничего не сказать, а между тем на колесах «Лендровера» и впрямь виднелись ошметки травы, земли, грязи, причем не засохшей, а вполне свежей.
– Да, я съезжал на просеку. Однако к нападению на Элен все же отношения не имею, – оскорбленно заявил Манфред. – Кстати, колеса твоего джипа тоже чистыми не назовешь.
Алёна посмотрела на колеса второй машины. Судя по их виду, джип вполне мог стоять в укромном месте, поджидая своего хозяина-злодея.
– Да… – растерянно промямлил Доминик, проследив направление Алёниного взгляда. – Да… я понимаю…
– Короче, по мнению Элен, кто-то из нас – человек в красной каске, – с победительным видом заявил Манфред. – Или ты, или я.
– Или никто, – спокойно возразил Доминик. – Ни ты, ни я. А он и в самом деле до сих пор лежит на вспаханном поле Жака Клавеля. Поехали посмотрим! С кем поедете, Элен? Со мной или с Манфредом?
Если бы разговор происходил в другой ситуации, Алёна совершенно точно бы знала, с кем ехать, но сейчас… Нет, жизнь дороже. Кроме того, выбрать одного из них все равно что бросить в лицо другому обвинение: я тебя подозреваю, ты вполне можешь быть убийцей. Неудобно как-то, честное слово…
– Извините, господа, – пробормотала Алёна. – Давайте поступим так: я побегу сама, а вы поедете. Чтоб никому обидно не было.
– Разумно, – кивнул Доминик с явным одобрением.
Манфред же посмотрел на Алёну с презрением, но спорить не стал. Высокомерно кивнул, сел в кабину, включил мотор…
– Погоди! – окликнул Доминик. – Предлагаю соблюсти чистоту эксперимента. Чтобы Элен не думала, будто мы, едва прибыв на поле, немедленно начнем заметать следы преступления, вступив между собой в преступный сговор, давай поедем вслед за ней, держа ее в поле зрения.
– Ты хотел сказать, потащимся? – проворчал Манфред, но спорить не стал.
Вскоре странная процессия – бегущая Алёна и два автомобиля позади – спустилась в низину и остановилась на обочине.
Алёна огляделась. Точно! Все случилось вон там… Но поле пусто! Нет ни мопеда, ни трупа!
Она оглянулась. Мужчины уже вышли из своих машин и озирали поле весьма недоверчиво.
– Ну и где ваш труп? – буркнул Манфред.
– Надеюсь, у вас еще долго не возникнет шанса им полюбоваться, – огрызнулась Алёна, которую вся сегодняшняя история уже порядком достала. Чувствовала она себя ужасно глупо. Ни трупа, ни бесчувственного тела, ни мопеда, ни…
Стоп! А тут что? Глубоко вдавленные следы избороздили поле. Она перескочила с обочины и заметалась, вглядываясь в измятую землю. Вот отпечатки ее ног. Вот следы мопеда. Здесь она металась, как загнанный заяц. Она и была загнанным зайцем, и сейчас остается им. Как страшно! Как страшно! Значит, это было, все было на самом деле.
– Да… – раздался рядом задумчивый голос Манфреда. – Кажется, вы говорили правду. Посмотрите.
Он держал в руках камень, который был осыпан странными красными точками.
«Кровь!» – чуть не взвизгнула Алёна, но тотчас подавила глупый вопль.
Никакая и не кровь, а просто крошки красной краски. Именно этим камнем она ударила по голове мотоциклиста, который хотел ее убить.
Раздался шум, и по шоссе промчалась черная «Мазда». Алёна проводила ее глазами и невольно удивилась: «Мазда» та самая, которую она уже видела на дороге. Так… Такую же машину Алёна заметила, когда человек на мопеде начал сворачивать на просеку, где Алёна смотрела на косулю с косуленком. Он спугнул животных, а его спугнули «Мазда» и пикапчик почтальонши. Алёна просто забыла о том эпизоде, а между тем мотоциклист уже тогда пытался подобраться к ней! И если бы не две проехавшие машины, он напал бы на нее еще на просеке, и неизвестно, чем бы дело кончилось там, в глубине леса. Может быть, ее тоже нашли бы без всяких телесных повреждений, с остановившимся сердцем, и никто не обратил бы внимания на легкую царапину на руке, в том месте, где она оцарапалась о сухой куст. Сейчас-то на ее теле полным-полно «множественных механических повреждений», если выражаться шершавым языком милицейских протоколов. И все равно… Никто не заподозрил бы отравления ядом белой бургундской поганки…
Алёна резко встряхнулась, отгоняя ужасные мысли.
Кто же он, проклятый мопедист? Может быть, его кто-то видел, кроме нее? Его могли заметить человек на «Мазде» и почтальонша. Водитель «Мазды» уже уехал, номера Алёна не заметила, его вряд ли отыщешь, а вот почтальонша Клер… ее можно найти в Нуайере. Вдруг она видела человека на мопеде? Вдруг знает его, ведь она здесь всех знает. Или хоть разглядела толком…
Алёна стояла, глядя в землю, и думала, напряженно думала.
А человек, который хотел убить ее, пытался разобрать игру мыслей на ее лице и понимал, что теперь она станет осторожней, а ему, значит, будет куда труднее сделать то, что он хотел сделать.
Я позвонила ей сама. Разумеется, не на портабль – откуда мне знать номер ее мобильного? – а на домашний телефон Брюнов. Во время своего визита в их дом и дурацкой, хотя и весьма полезной болтовни с Марин я заметила, что старый-престарый телефон Маргарет Брюн так и стоит на каминной полке. А в старой-престарой телефонной книге у меня сохранился номер. Еще пятизначный – незапамятная древность! В Париже или, к примеру, Дижоне восьмизначные номера, а у нас в провинции телефонная связь такая же, какая была в шестидесятых годах. Теперь по домашним номерам даже в Муляне мало кто звонит – все обзавелись портаблями, или, как их называют на американский манер, мобильными телефонами. Они гораздо дешевле, чем оплачивать домашний номер. Я тоже предпочитаю позвонить на почту или врачу через портабль, вот только когда нужно поговорить с Багарёром и я знаю наверняка, что он дома, я снимаю черную эбонитовую трубку и своим корявым, уже далеко, о, далеко не таким гибким, как прежде, пальцем накручиваю номер. Не кнопочки нажимаю, а с силой кручу старый диск, иногда ломая ногти и страшно злясь при этом.
Однако сегодня я набирала номер Маргарет Брюн просто с удовольствием. И даже длинные гудки слушала с удовольствием, представляя себе, как Марин и ее отвратительная подруга Элен мечутся по комнатам, недоумевая, откуда исходит звон. Они ведь, конечно, думали, что черный эбонитовый телефон – такая же бесполезная рухлядь, как половина вещей, загромождающих дом Брюнов. Я терпеливо держала трубку около уха, слушая гудки. Ну-ну, давайте соображайте, девушки, соображайте скорей! Или я ошибаюсь и дома никого нет?