Поэтому обличение Василия означало обличение ее самой. Но все угрызения совести, которые терзали его остаток ночи и нынешнее утро, вдруг навалились скопом и принялись мучить. Раскаяние — вот что он чувствовал, когда глядел на скромно склоненную голову, видел тонкую кисть, обрамленную цветочным запястьем, — ужасное раскаяние за грубость! И ему пришлось, чтобы скрепить сердце, поглядеть на трех великолепных слонов, стоявших поодаль. Вот такой же слон влачил вчера по сухой каменистой земле злополучного садовника!
Василий радостно ощутил, что вновь ожесточается, с ненавистью покосился на Варю — и обнаружил, что она тоже смотрит на слонов, а лицо ее при этом имеет самое хмурое выражение. Он мог бы спорить, что девушка сейчас подумала о том же, о чем думал и он: о казни садовника!
Заметив, что Василий глядит на нее, Варя независимо вскинула голову и с надменным видом повернулась к магарадже, который как раз подал знак поднести ему сосуд с неизменным розовым маслом.
— Скажите, достопочтенный, — произнесла она таким неприязненным тоном, словно говорила не с владыкой огромной и богатейшей провинции, а с паршивым шудрой. — Что за праздник был устроен тут вчера и какого казнили на нем человека?
Василию показалось, что он услышал явный стук, и, покосившись на Реджинальда, увидел, как у того отвисла челюсть. В следующее мгновение, спохватившись, Реджинальд вернул ее на место. Василий схватился за подбородок, но с его лицом вроде бы все было нормально.
А вот магараджа несколько поблек.
— Вам, прекрасная гостья, не стоит думать об этой жалкой собаке, — сказал он задушевно, хотя и слегка задушенно. — Он заслужил смерть — и умер. Я надеюсь, что Кали благосклонно приняла эту жертву и отныне распространит свое покровительство и над домом моим, и над моей семьей, и над моими дорогими друзьями. — Магараджа сделал широкий жест, словно заключая в этот благословенный круг всех здесь присутствующих.
Однако Варя, протестующе выставив ладонь, резко отшатнулась, выпалив:
— Я бы ни за что не хотела оказаться под покровительством черной Кали! Да она, всевидящая, и не пожелает охранять меня: ведь ей прекрасно известно, что я не имею никакого отношения ко вчерашнему убийству!
Сердито сверкнув глазами. Варя резко натянула на лицо краешек покрывала и повернулась к Василию.
У того вдруг заломило левую щеку…
— Кажется, я была вам обязана жизнью, сударь? Вы спасли меня в розовом саду? — воинственно спросила она — с таким выражением, как если бы возмущенно вопросила: «Черт бы вас подрал, как вы посмели спасти мне жизнь, дурак?!»
— Я тут ни при чем, поверьте, — с ненужной торопливостью, как бы оправдываясь, забормотал Василий. — Очень своевременно появился какой-то черноглазый змеечарователь, который проделал довольно расхожий фокус с камушком. На базарной площади в Беназире за это берут четыре медяшки. Так что не стоит благодарности, я ее не заслужил!
Варя бросила на него еще один уничтожающий взгляд:
— Ну что же, в таком случае мне остается только молить бога, чтобы когда-нибудь встретить моего спасителя и поблагодарить его как подобает!
Рука магараджи, уже взявшегося за сосуд с розовым маслом, внезапно дрогнула — и жирная, сладко пахнущая струя хлынула на землю, вместо того чтобы щедро смазывать гостей.
Побледневший до бледно-серого цвета негр живо куда-то сбегал и принес взамен розовой воды в кропильнице. Сняли крышку — и тотчас же тоненькой струйкою забил ароматный фонтанчик. Магараджа, незаметно вернувший на свое лицо любезнейшую улыбку, умильно попросил «несравненных гостей» омочить в кропильнице руки.
Василий и все остальные проделали это с замечательным проворством, подозревая, что в противном случае хозяин снова примется надевать на них тяжелые цветочные ожерелья и запястья и раздавать золоченые листики бетеля.
Впрочем, на лице хозяина, который, по-видимому, решил не обращать внимания на вздорные дамские речи, продолжала играть обещающая улыбка, и вскоре выяснилось, что он решил оказать гостям великую честь: отправить их домой на слоне.
Эта весть заслонила даже дерзкую выходку Вари. Да и на ее лице изобразился такой ужас, что позавчерашняя кобра показалась Василию просто безвредным кузнечиком. Не скрывали испуга и Реджинальд с Бушуевым. Но спорить уже было поздно: один из переминавшихся в углу двора слонов выступил вперед.
Он был огромен…
Строго говоря, слонов было три, однако два из них как-то терялись перед громадностью третьего — перед мощью и роскошью его убранства.
На лбу каждого слона в Индостане всегда проведены горизонтальные или вертикальные линии, смотря по тому, какому богу посвящено животное: Вишну или Шиве. Однако полосы на лбу у великана были почти не видны, потому что их прикрывала златотканая попона с круглыми золотыми бляхами и красно-синими кистями по бокам. Между ушами исполина, скрестив ноги, сидел раззолоченный, как игрушка, погонщик-махут, а за его спиной, на загривке слона, торчал огромный зонт сочного зеленого цвета, отороченный длинной золотой бахромой, переливающейся в солнечных лучах.
Зрелище было настолько впечатляющее, что все европейцы невольно залюбовались величавым существом.
— Вот это да! — невольно воскликнула Варя. — Да ведь это настоящий Айравата, хранитель Востока!
— Вы правы, мэм-сагиб! — поклонился магараджа. — Однако Айравата был боевым слоном Индры, а на этом слоне поедет северная Лакшми!
Варя сухо улыбнулась, как бы принимая шаг к примирению. Комплимент, конечно, очаровательный. Но только все вспомнили, что этим гороподобным созданием предстоит не только любоваться…
Поклонившись магарадже, несколько слуг, в обязанности которых, очевидно, входило сопровождать гостей, мигом очутились на спинах у меньших слонов, причем туда же были проворно отправлены подарки для гостей и еще какие-то тюки, корзины с провизией, фляги с водой и прочая мелочь, которая могла потребоваться на трехчасовом переходе до Беназира. Затем пришел черед путешественников, так сказать, садиться. Принесли приставную лесенку, и все четверо, с большей или меньшей степенью проворства, взобрались на широченную серую спину, накрытую ковром, на котором стояло что-то вроде двух скамеечек.
Пока Бушуев и Реджинальд штурмовали этот бастион, Василий и Варя стояли друг против друга с одинаково хмурыми лицами, и в глазах девушки мелькнуло облегчение, когда отец окликнул ее со спины слона.
Василий покрепче стиснул руки в кулаки, чтобы не дать себе схватиться за голову.