Ближе к вечеру в замок приехали соседи. Сначала по камням прогромыхала похожая на ящик карета с семейством д'Аланд. Чуть позже прискакали верхом братья Филип и Кантен д'Акшон. Как и в случае с хозяевами, это были наследники, родители которых несли службу при короле Англии.
– За повелителя моря и суши! За верного друга и храбрейшего среди храбрых! За того, кто никогда не щадит врагов и не обижает слабых! За того, кто рожден у рулевого весла, а не у домашнего очага! – Ужин начался этим красноречивым тостом Ульфора.
Чествование Норманна нисколько не обидело хозяев, а вскоре юноши «выпали в осадок», ибо литр крепкого вина снесет с ног любого богатыря. По норвежской традиции, впрочем, как и по заведенным на Руси правилам, после здравицы рог передается по кругу. Каждый добавляет к тосту свою «честь и хвалу», после чего волен выпить, сколько желает, можно слегка помочить губы и передать дальше. Без здравицы один или несколько кубков ставят посреди стола, а пить или не пить, личное дело каждого. Ульфор передал рог Генриху, а тот, не зная обычаев гостей и не поняв тоста на норвежском языке, лихо осушил полный рог сладкого вина. Вскоре и младшие братья повторили ту же ошибку. Или это была ошибка предводителя мурманов? Ульфор несколько обескураженно наполнял рог снова и снова, но вместо продолжения здравицы ничего, кроме «мерси», не услышал. Вскоре за столом остался лишь один представитель Гаскони, месье Эмиль Нодье, учитель юных графов. Впрочем, были и юные барышни, которые весело щебетали и смеялись над шутками норвежцев.
– Месье Нодье! – Норманн решил съехидничать по поводу поведения юных графинь. – Вы не поделитесь секретом?
– Разумеется, господин герцог! Что вы хотите узнать?
– Как вы сумели так быстро обучить барышень языку северных народов?
– Ах это? Понимаете, наука еще не в силах изучить те тонкие душевные флюиды, которые испускает душа человека.
– Я верю в особый душевный настрой девушек Гаскони. Но мои воины! Они прошли множество сражений!
– Не следует сравнивать суровое, покрытое шрамами тело и душу человека!
– Вы отлично обучили юных графов, все трое очень хорошо говорят на латыни. – Норманн решил не углубляться в заумную схоластику.
– Они просто обязаны знать латынь! – воскликнул Нодье. – К тому же Шарль готовится к принятию сана священнослужителя.
– Он настолько набожен?
– Нет, что вы! Старший сын наследует замок, второй сын принимает сан, а все остальные дети мужского пола служат в королевской гвардии.
– Отправляются в Лондон? – уточнил Норманн.
– Совсем не обязательно, – пожал плечами месье Нодье, – большинство предпочитает Наварру. Бурбоны, знаете ли, очень богаты.
Найдя в Норманне благодарного слушателя, месье Эмиль Нодье принялся подробно описывать достоинства своих подопечных. Мелани оказалась способной поэтессой с обостренным восприятием ритма стихов, романтическая душа Мари тяготела к песням о любви. Тем временем сами девицы без какой-либо скромности лихо отплясывали в объятиях норвежцев. Судя по доносящемуся со двора женскому визгу и развеселой музыке, праздник и там достиг своего апогея. Норманн послал слугу за тальянкой и вскоре включился в оркестр, состоящий из бубнов и виол. Жаль, не удалось потанцевать, Леанта по непонятной причине тихохонько слиняла из зала, а танцы с другими женщинами могли завести в дебри иных отношений.
Только под утро Норманну удалось растормошить Леанту. Девушка вначале долго отмалчивалась, но в конце концов назвала истинную причину своего исчезновения. У нее не было красивых платьев! Она не хотела выглядеть дурнушкой рядом с расфуфыренными дочками графа.
– Не беда, – бодро ответил Норманн, – сегодня вечером ты всех затмишь своей красотой!
В четырнадцатом веке швейное дело принципиально отличалось от привычной сегодня технологии изготовления одежды. Портные старались делать как можно меньше швов, декорировали соединения ткани изящной шнуровкой или драпировкой. В моде превалировала идея свободного кроя с упором на количество ткани, особенно если это были дорогие шелка или продававшаяся по баснословной цене парча. Если говорить о сроках, то для пошива хватало нескольких часов, ибо платье представляло собой обычную тунику без лифа. Рукава обычно пристегивали булавками или соединяли при помощи шнуровки. Если на Руси необходимость в исподнем белье диктовалась традициями, то в Европе до появления панталон оставалось несколько столетий.
– Андрей Федорович! – Оклик Речана остановил Норманна на полпути к комнатам замкового портного.
– Здравствуй, друг. Сегодня день отдыха, или воины немного потрудятся с оружием на плацу?
– Помилуй, кто же в воскресенье заставляет людей работать! – возмутился Речан.
– Извини, в походе потерял учет дням. Сам-то почему здесь? В церкви уже должна идти служба.
– Забоялись мы, языка не знаем, и обряд римский исполнять неохота.
– Понял, – кивнул Андрей. – Где отец Иоанис?
– В казарме с воинами псалмы поет.
Норманн на минутку замолчал, надо было искать выход, в четырнадцатом веке никак нельзя игнорировать тягу к церкви. Внешне церкви Гаскони ничем не отличались от традиционных православных храмов.
– Я поговорю с кюре, возможно, он разрешит Иоанису служить нашу Литургию.
– Не в этом дело, Андрей Федорович, у общества к тебе просьба, нуждаемся в денежном довольствии.
Норманн невольно похолодел. Неужели они вчера набедокурили и сейчас собирают деньги на выплату компенсации? По Новгородской Судной грамоте еретики приравнивались к изменникам, само дело рассматривало Вече. Штрафом там не отделаться, в таких случаях грозила казнь с конфискацией имущества. В Бостоне ежедневно жгли вероотступников, за все время пребывания в городе Норманн насчитал без малого две сотни костров. По логике вещей местная инквизиция не должна была свирепствовать. Гасконь – не отдаленная римская провинция, христианство пустило здесь корни почти четыреста лет назад.
– Что за беда? Побили кого или вам досталось? – поинтересовался Андрей.
– Ну что ты! Здесь недалеко, на другой стороне реки, стоит заброшенная церковь, нам бы ее выкупить.
– Не понял! Почему туда никто не ходит и зачем вам ее выкупать?
– Раньше там стоял замок Бигорр, отец нынешнего графа ограбил соседа, имение сжег, а людей увел, – пояснил Речан.
– Мы-то здесь с какого боку? Или решили осесть на пустующих землях?
– Да нет, тамошний кюре просто так в церковь не пускает, денег требует.
– А кнутом высечь и епископу отписать?
– Стар он, хочет домой вернуться, а за дорогу платить нечем.
– Не хитрит? – с сомнением уточнил Норманн. – Для него открыты двери любого монастыря.
– Не знаю, – пожал плечами Речан, – только общество решило туда перебраться, вольготно и никого не стесним.