Этот вопрос был адресован подчиненным.
— Показатели в норме, — отозвался один из лаборантов. — Волевые центры подавлены.
— Но он в состоянии нормально воспринимать действительность?
— Все как вы сказали, доктор Стивенс. Центры восприятия оставлены пока нетронутыми.
— Прекрасно, идите работайте, Хью…
Лаборант отошел в сторону, а Грег с некоторой опаской приблизился к решетке.
Ник прекрасно знал, скорее — чувствовал, что волевые центры у него в порядке, спасибо этому славному антидоту. А потому ему огромных усилий стоило не повторить трюк с размазыванием этой физиономии по грязной решетке.
Вместо этого он придал лицу каменное выражение.
— Ты слышишь меня? — вкрадчиво произнес Грег. — Знаю, слышишь, только ответить уже не можешь. Я подумал — глупо выжигать тебе мозги сразу и напрочь. И я решил: тебе, наверное, будет интересно полюбоваться на происходящее с тобой. Со стороны как-то нагляднее. Да и потом…
Грег странно усмехнулся:
— Мы еще не ставили экспериментов над теми, кто сохранил хотя бы часть личности. Понаблюдаем, как поведут себя твои показатели. Компьютерные модели предполагают интересные реакции, но эксперимент ничем не заменишь…
У Ника потемнело в глазах от ненависти, но он продолжал изображать безвольного болванчика.
— Ну ладно, — вздохнул Грег. — Пора за работу. Наслаждайся зрелищем.
* * *
То, что происходило в этой лаборатории, человек с нормальной психикой назвал бы… Черт его знает, как бы он это назвал. Ник уже не чувствовал себя нормальным человеком. Все-таки, несмотря на помощь антидота, введенные в организм активные компоненты делали свое дело.
Он все меньше воспринимал себя как того, прежнего Ника и все охотнее примерял к себе кличку, которой его наградили лаборанты.
Когда-то, словно в другой жизни, это был позывной агента внедрения. Теперь это слово отражало самую его суть.
Злой. Он просто Злой.
Помимо него в лаборатории агрессивной физиологии (так называлось это место) постоянно содержалось около десятка человекообразных особей. Называть их людьми просто язык не поворачивался, так как, сохраняя гуманоидные признаки, они напрочь были лишены разума и привычного человеческого облика. Непонятно было, откуда здесь появлялся весь этот человеческий материал, каким же это беднягам не повезло оказаться пациентами доктора Грегори Стивенса?
Практически ежедневно одна из особей, исчерпав жизненные ресурсы (как выражались здешние специалисты), погибала, и ее место занимала новая.
Его самого не трогали до поры до времени. Очевидно, таково было распоряжение Грега. Проклятый садист, наверное, хотел до предела накачать его страхом.
И надо признать, это ему удалось.
В этой лаборатории не придавали особого значения стерильности. Более того — предполагалось, что исследуемое экстремальное состояние организма должно быть экстремальным во всем. Пожалуй, нацистские эскулапы, ставившие опыты на заключенных, удавились бы от зависти, доведись им полюбоваться на опыты доктора Стивенса.
Первым этапом каждого эксперимента было создание «образца» — человеческой особи, максимально приближенной по физиологическим характеристикам к настоящему бесу. Конечно же это была всего лишь нежизнеспособная имитация: ведь превращение обычного человека в подлинно бессмертного — невероятно сложная и чудовищно дорогая процедура.
Здесь же все шло по ускоренному и упрощенному пути. Особь подвергалась стандартной процедуре внедрения в организм бес-комплекса, состоящего из активных псевдовирусных конструкций, внедряющих в каждую клетку искусственно сконструированную ДНК, а также роботизированной системы поддержки, состоящей из миллионов растворенных в крови наноботов.
В случае создания истинного беса личная ДНК кандидата предварительно досконально исследовалась. Суперкомпьютеры создавали на ее базе модель «совершенной» ДНК, наиболее приближенной к теоретическому идеалу. Учитывалось все невероятное количество противоречий и сложностей этой генной головоломки. При этом генная инженерия признавала: истинно идеальная ДНК невозможна — по крайней мере, на данном этапе развития науки. Это обусловлено хотя бы изначальной неидеальностью организма самого кандидата. В связи с этим бесу для полноценной жизни в течение неограниченно длительного срока требовались своеобразные «генные протезы» — то есть механизмы постоянной искусственной коррекции саморазрушающейся, накапливающей ошибки генной структуры.
Для этого и была необходима вторая составляющая комплекса — мощная, самоорганизующаяся наносистема. Миллионы, а при необходимости — и миллиарды наноботов должны ежесекундно выполнять роль «ремонтной бригады» генной структуры. Другая часть наноботов заботилась о нормальном соматическом состоянии «пациента», то есть о его физическом здоровье.
Структура всего этого комплекса подбиралась индивидуально. Даже конструкция отдельного крошечного нанобота для каждого беса создавалась под конкретный организм.
Кроме того, предполагалось, что в первоначальный период (первую сотню лет, пока не будут разработаны более совершенные системы продления жизни) бесы будут ежегодно проходить процедуру обновления генного и нанотехнологического комплексов на более совершенные.
С подопытными «образцами» все было не так.
Им вводили стандартный комплекс — единый для всех, с грубым, весьма приблизительным учетом особенностей организма.
Это вызывало воистину кошмарные последствия. В течение нескольких дней комплекс псевдовирусов «запихивал» чужеродный генный материал в клетки испытуемых, вызывая невероятно быстрые изменения в организме. Несчастного будто взрывали изнутри — ткани начинали перерождаться, согласно новому «генеральному плану», уродуя тело и ужасающе искажая внешность. Вводимый следом нанокомплекс с трудом успевал очищать организм от продуктов распада, яростно и топорно сращивая разваливающиеся ткани.
Человек превращался в чудовище.
Но исследователям было плевать на эти эстетические мелочи. Все блекло перед основной задачей, которую следовало воплотить в жизнь до окончательной гибели образца.
С роботизированной штанги к экземпляру спускали сотни шевелящихся как щупальца проводов, присасывающихся датчиками к нужным точкам изуродованного тела. Специалисты запускали аппаратуру, и электроника приступала к анализу полученных данных. Начиналось «агрессивное физиологическое воздействие». Звучало вполне наукообразно.
По сути же это были самые обыкновенные пытки, достойные Священной инквизиции.
И перед глазами кровавыми разводами проплывали невероятные картины.
…Вот гибкий манипулятор медленно пилит конечность. Графики на мониторах скачут, зашкаливая за пределы болевого порога, но «образец» неподвижен и терпелив: у него отключены центры реагирования. И никому нет дела — осознает ли он то, что происходит, испытывает ли реальную боль.