— Ну какого черта, а?
— Да как тебе сказать, — насмешливо прозвучал за спиной чужой голос.
Повелитель почувствовал, как тонкие волоски на загривке встали дыбом. Он не привык бояться, но почему-то от звуков этого голоса ему стало так страшно, как не было еще никогда. Почти никогда…
Дориан никогда не жаловался на память — до сегодняшнего дня. Сейчас же он был готов проклинать способность безошибочно вспоминать любой момент в мельчайших деталях — память услужливо развернула в сознании картину: ледяные пики, свободное падение, острые скалистые зубы внизу, чудовищно далеко, и в то же время — пугающе близко. Лицо из тумана, и голос… этот голос.
— Ты нарушил мой запрет, — тем временем продолжал собеседник. — Я тебя предупреждал — ты не внял. Кто же теперь виноват?
— Я… — пролепетал Повелитель, чувствуя себя мелким паучком, на которого опускается нога в тяжелом сапоге. — Но я не знал… я не понял, кого вы имеете в виду, я испугался и не хотел верить… я могу все исправить…
Он медленно обернулся, готовый в любой момент вернуться в прежнее положение, если страшный человек из тумана вдруг запретит смотреть на него… но запрета не прозвучало, и Дориан увидел собеседника.
— Не может быть… — выдохнул он. Перед ним стоял Отец Повелителей, Теодор Майер, человек, который создал Братство. Стоял, насмешливо улыбался, поигрывал боевым ножом времен Великой войны. — Но вы же…
— Умер? Вполне возможно. Как ты думаешь, может мощь Повелителя помочь вернуться с того света?
— Видимо, да… — пробормотал Вертаск.
— Значит, у тебя есть прекрасная возможность это проверить.
Теодор шагнул вперед. Тускло сверкнула в приглушенном оранжерейном освещении сталь, Дориан открыл рот для крика, но немец непредставимо быстро оказался у него за спиной, зажал рот ладонью.
— Ты нарушил мой запрет. Я предупреждал.
Взметнулся и упал, пронзая одежду, кожу, плоть, проникая между ребер и находя истерически бьющееся сердце, отточенный клинок.
Что бы ни изменилось в жизни Косты, но некоторые вещи остались такими же, какими были на протяжении десятков лет. К примеру — привычка просыпаться с первым ударом маятника, когда часы били полночь.
Просыпаться одному после той ночи, проведенной за разговорами и признаниями, за литрами кофе и крохотными глотками коньяка, слезами и поцелуями, оказалось неприятно и холодно, но Коста не жаловался. Он и так получил гораздо больше, чем мог даже мечтать. Раз в месяц-полтора он приходил к Кате, и они часами сидели на полу, закутавшись в огромный плед, разговаривали, пили глинтвейн, а потом перебирались на кровать, она расчесывала ему волосы, гладила перья. Ночи заканчивались по-разному — иногда они так и валялись до рассвета, молча обнимая друг друга, а иногда промелькнувшая между их губами искорка взрывалась сверхновой, и двое становились одним целым, единым и неразделимым.
Потом он уходил, чтобы вновь вернуться через месяц-полтора, в которые занимался все тем же, чем до той полной признаний, слез, кофе и коньяка ночи. За одним исключением. Причем это исключение не имело к Кате ровным счетом никакого отношения, если не считать того, что раньше училось с ней в одном институте.
Слова Эрика — «не забывай о том мальчике» — прочно врезались в память. Узнав от Кати о том, что случилось со Стасом, Коста задействовал все свои связи, пытаясь вытащить Ветровского еще на суде, но слишком поздно понял, что его неведомый противник, чье инкогнито Крылатому так и не удалось раскрыть, таких связей имеет больше. Ситуация осложнялась тем, что не все обвинения были ложными. Коста не успел, и Стас отправился в корпорацию, а из-за проклятого закона, согласно которому посторонний человек не мог выкупить осужденного, ситуация осложнилась в разы. Но если гора не идет к Магомету…
До сих пор в Российской Федерации было только три случая побегов рабов из зданий корпораций, а не с «каменоломен». С последних бежали ежегодно, и не по одному разу, вот только мало кому удавалось выжить, а вот из городских резиденций — только трижды. Впервые случился массовый побег, когда из-за катастрофы на электростанции отключилась подача энергии и все двери оказались открыты. Второй раз был благополучно замят — имел место подкуп охраны, а беглецом оказался человек с очень, очень хорошими связями. Причина, по которой он вообще оказался рабом, осталась тайной. В третий же раз побег организовывали извне, устроив сильный взрыв и похитив заключенного в общей суматохе. Однако полиция задержала беглеца буквально на следующий день — его подкожный чип подал сигнал в момент извлечения.
Задействовав информатора в «России», Коста получил план здания. Поняв хитрость планировки, усмехнулся. Идея по непосредственному извлечению Ветровского из корпорации пришла сама собой.
Сложнее было с документами. Повторение уже совершенной ошибки недопустимо, документы должны быть настоящими, выданными государством, засвидетельствованными и так далее. В общем, полностью настоящими. На разработку и подготовку этой части операции ушло три месяца, после чего Крылатый перешел к самому сложному — информационной зачистке.
Поиск действительно талантливых хакеров, предоставление им достаточно мощных машин, которые можно будет уничтожить по завершении операции, активизация «замороженных» информаторов — Коста развернулся по полной программе. И, как ни странно, ему это действительно нравилось. В кои-то веки он планировал спасение, а не убийство.
К началу апреля все было готово. Оставалось только оповестить Ветровского… и узнать, что с ним будет еще чертова уйма народу. Этот больной на голову идеалист сумел найти последователей даже в тюрьме! Крылатый вздохнул, прикинул дополнительные проблемы — и махнул рукой. Где один, там и восемь. Не так уж и сильно усложняется задача.
Шестнадцатого апреля Коста в последний раз проверил все детали, убеждаясь, что в нужный момент все сработает без сбоев, а в случае, если где-то что-то все-таки пойдет не так — страховка среагирует вовремя.
Оставался один день.
Кровь сочилась тонкой струйкой, почти незаметная на темной ткани домашней рубашки. В противоположность ей энергия уходила широким мощным потоком, с каждым ударом раненого сердца оставляя все меньше шансов на выживание.
Дориан не знал, почему он вообще выжил, почему Майер не заблокировал его силу, оставив пусть ничтожную, но все же вероятность на выживание. Не знал — и не очень-то об этом задумывался. Сейчас гораздо важнее было суметь не упустить этот исчезающий шанс.
Правая рука пусть неохотно, но слушалась. Превозмогая боль и слабость, Дориан дотянулся до лежавшего рядом мобила и набрал номер единственного человека, которому мог хоть отчасти доверять.
— Олег, это Дориан.
— Добрый вечер, — не слишком радостно откликнулся Черканов. — В чем дело?
— Мне… — Он закашлялся, пытаясь выдавить из глотки такие искренние и непривычные слова. — Мне нужна твоя помощь. Срочно.