— Контора у нас с ним одна, — строго проговорил полковник. — А офис — да. У него даже покруче, наверно. Здесь какие-то нищеброды кантовались. Даже сейфа нет.
— Это же посольство, — напомнил Гарин. — Они не берут взяток и не торгуют рыбными консервами.
— Наши тоже консервами не торгуют. Но сейфы есть, я видел. — Столяров пожевал губами, что-то обдумывая. — Ну как там? — нетерпеливо спросил он.
— Все так же. Сидят, ждут.
— Да сколько можно! Это ненормально. А если они водят тебя за нос? Подложили какие-нибудь манекены, и…
— Какие манекены, Миша! — взмолился Гарин. — Я же не в замочную скважину подглядываю.
— Ну а мысли? — не унимался Столяров. — Мысли там какие? О чем?
— Деньги, бухло, бабы…
— Общечеловеческие ценности, понятно. И они настолько этим увлечены, что им плевать даже на взрывы, которые они не могли не слышать, — с сарказмом произнес полковник.
— А ведь правда!
— Они знают, что кто-то залез в посольство. И они ждут не друга с хабаром, они ждут нас.
— Эта гипотеза выглядит не хуже предыдущей, — пожал плечами Гарин. — Но и не лучше.
— Надо их прощупать как следует. Потому что устраивать засаду на того, кто устроил засаду на тебя, — это, конечно, красиво, но так мы можем просидеть в соседних комнатах до второго пришествия. Давай, Олег! У меня такое предчувствие, что нам остался один шаг. Закончим это дело и поедем домой отсыпаться.
Гарин поправил на голове «венец», хотя нужды в этом не было. Затем он оглядел кабинет и, не найдя ничего подходящего, устроился на полу спиной в угол. Палас был пушистый и теплый, у Олега тут же возникло желание растянуться на нем во весь рост да вздремнуть пару суток, а еще лучше — проснуться уже в Новосибирске, рядом с Мариной.
Выгнав из головы несбыточное, Гарин обхватил колени руками и сконцентрировался.
Лохи затихарились внизу — это было обычное дело, но сегодня что-то уж больно долго они там торчали… Кто-то по старинке называл их «отмычками», кто-то «мочалками», но Шумеру нравилось простое и ясное слово — лохи. Они всегда начинали поиски с первого этажа, на то они и лохи. Однако в этот раз они действительно заморозились надолго. Идиоты, что с них взять! Сначала устроили грохот с фейерверком, а потом вдруг опомнились и стали играть в шпионов… Лохи — они и есть лохи. И конец у них будет соответственный, лоховский.
В первый раз Шумер и сам искал «колокольчик» внизу — долго плутал по уступчатым коридорам, пока не наткнулся на других сталкеров, — но об этом он предпочитал не помнить, даже как бы и не знать. Хотя ничего позорного в этом не было, но… лоховское поведение — оно никого не красит.
По сосредоточенному лицу Гарина полковник понял, что товарищу удалось установить пси-контакт. Тем не менее он не вытерпел и вопросительно кивнул. Олег выставил указательный палец: «не мешай».
Ловлей на блесну Шумер занялся совсем недавно, но уже вошел во вкус. Даже определение свое придумал. Другие-то сталкеры так не говорили, а он любил ввернуть при случае: «Вчера опять ловил на блесну, опять повезло». Шумер не понимал и сам, почему он это делает, зачем ему нужны какие-то «особые словечки». Зато это понимал Гарин, который копался в его мозгах, как в помоях.
Большой прибыли ловля на блесну Шумеру не приносила. Он догадывался, что «колокольчик» стоит нереально дорого, но ему за артефакт доставался лишь крошечный процент — тут Шумер никаких иллюзий не испытывал. Однако его все устраивало: он был при деле, получал стабильную копейку, и ни одна собака в городе не смела на него тявкнуть. Шумер полагал, что лучше быть шестеренкой в серьезной команде, чем гордым одиночкой, которого клюют все, кому не лень. Он давно присматривался к этой группировке, советовался со знающими людьми, наводил мосты и уточнял детали. Неизвестно, когда бы он решился порвать со старой компанией — там ему жилось тоже в общем-то неплохо, — но те взбесившиеся обезьяны на «Калужской» решили все за него, словно они были ниспосланы свыше. Шумер влился в новый коллектив легко и быстро. Ему нравилось, как шли дела, ошибок он не допускал, крысятничать не собирался, и будущее в этой группировке виделось Шумеру вполне отрадным.
Сегодня, однако, получилась какая-то заминка, и Шумера это начинало злить. Лохи вошли в посольство — естественно, за «колокольчиком», больше тут брать было нечего, — но вместо того, чтобы погулять по первому этажу и сразу подняться на второй, они зависли где-то по пути. Не исключено — заблудились, идиоты. Попасть в комнату с аномалией и не наделать при этом шума лохи не смогли бы — не для того там повесили колокольчик. Не артефакт, конечно, а простую брякалку, которую первого сентября цепляют на грудь школьники. Это было остроумно и с точки зрения лоха совсем не подозрительно. Колокольчик на двери — что тут особенного? Шумер жалел, что эту сигнализацию придумал не он. Колокольчик повесили задолго до его прихода в группировку. Однако он надеялся, что у него еще будет возможность проявить себя. Добыча артефактов началась не вчера и закончится не завтра. От тряпок на заднем дворе посольства уже некуда было деваться, а лохи все шли и шли за «колокольчиком», как рыба на блесну.
Вот эта тема, про гору тряпок, Гарина почему-то особенно заинтересовала. Зацепившись за случайную мысль, пронесшуюся в сознании сталкера, как что-то не особенно важное, Олег осторожно ее потянул и принялся распутывать весь клубок.
Аномалия, возникшая в посольстве, не имела названия, никто не удосужился его придумать. Так же мало кого волновало, что в этой аномалии происходит. Главное, что каждые сутки в ней появлялся артефакт «колокольчик», достать который можно было только руками. То ли применение технических средств было невозможно в принципе, то ли с этими средствами никто не хотел морочить голову — ответа Гарин не получил, потому что Шумер его попросту не знал. Зато бывший мародер знал другое, он много раз видел это своими глазами. Человек, добывший «колокольчик», после посещения аномалии оставался невредимым максимум четверть часа. Затем в его организме запускался процесс, которому, как и аномалии, не было названия. В считаные минуты разрушались кости, все до единой. Но первыми деградировали суставы. У кого-то колени сгибались в обратную сторону — как у кузнечика, — хотя в действительности они не сгибались, а выворачивались, выламывались. Кто-то вдруг отмечал, что у него не работают пальцы, кто-то просто падал, не понимая, почему его перестали держать ноги. Эти метаморфозы начинались у каждого по-разному, но все лохи почти сразу теряли способность к членораздельной речи, они могли лишь монотонно голосить, мотая выпавшей челюстью. Развитие синдрома у всех было одинаковым: кости продолжали рассыпаться до тех пор, пока не превращались в муку, а человек — в кожаный мешок с мясом. Одни напоминали сдувшийся матрас, другие — мятую подушку. Поэтому и говорили про них — «мочалка». Хотя Шумеру все-таки нравилось слово «лох». Как-то раз он наблюдал за лохом, для которого все закончилось еще на лестнице. Человек не успел выйти из здания и распластался на ступеньках, повторив все их изгибы. Потом кровь собралась в нижней части бесформенного тела и повлекла его вниз. Так он и стекал по лестнице, пока не очутился на нижней площадке. Шумер хорошо помнил, как у лоха выкатилось глазное яблоко на длинном нерве — выкатилось и замерло далеко от века. Оно извалялось в пыли и вряд ли могло видеть, но все же Шумеру стало неприятно, что на него смотрит это чудовище, и он пнул глаз ботинком, загоняя его под складки кожи. Фокус в том, что сердце в этих мешках продолжало биться довольно долго, и лохи оставались формально живыми кто по часу, а кто и по три. Вряд ли они много чего соображали, скорее всего сходили с ума от боли, но мышцы у них все еще сокращались, хотя без скелета они не могли даже ползать — лишь бессмысленно и страшно шевелились.