– Кречет! Принеси моему сыну шубу! – не глядя, приказал Федор Данилович. Статный сорокалетний мужчина побежал исполнять приказание, а «папаша» продолжил: – За своих дружинников не волнуйся, они днюют у монастырских ворот.
Норманна передернуло, он не привык к подобному обращению. Одно дело, когда общаешься с друзьями, а здесь ему тыкает и приказывает совершенно посторонний человек. Ладно, назвался груздем – полезай в кузов. Денек придется перетерпеть да убираться восвояси, здесь ему больше нечего делать.
– Держи, князь! – На плечи легла невесомая белая шуба.
– Не запахивай полы! Не замерзнешь! – последовал новый приказ. – Люди должны видеть, каков мой сын!
Да что это такое! Норманн еле сдерживался, чтобы не дать этому дядьке в лоб. Раскомандовался тут! Пусть у себя дома наводит порядок, слуг шугает, будущую жену воспитывает… Нет, надо будет поговорить по душам да объяснить, кто есть кто. У порога архиепископского дома поджидала вереница саней, да каких! Лошади в серебряной сбруе, на спинах алые попоны из плотного шелка, возки украшены тонкой резьбой, а полозья подбиты медной полосой. Не беден, однако, обретенный папаня, да ладно, достатком меряются только дурни. Кавалькада тронулась под мелодичный звон серебряных бубенцов. У монастырских ворот к ним присоединился маленький отряд городской стражи и новики верхом на лошадях. «Зачем они лошадей купили? Зря деньги потратили. В море они не нужны, по лесам скакать – только себе шею свернуть», – с раздражением подумал Норманн.
Встречные люди снимали шапки и низко кланялись, даже стражники у ворот согнули спины. А «почетный караул» чуть ли не ежесекундно выкрикивал:
– Радость в доме Федора Даниловича! Он сына своего нашел Андрея Федоровича, который ныне княжит на землях карелов!
И так без конца, даже новики подключились к этой забаве. Тьфу ты! Народ конечно же таращился на Норманна как на королеву карнавала в Рио-де-Жанейро. Еще бы! На нем золота и блескучего стекла как на новогодней елке. В город въехали через Загородские ворота, пересекли речку Гзень и проехали Неревские ворота. Норманн начал всматриваться в дома, стараясь предугадать, где живет столбовой боярин Федор Данилович Вянгинский. Но кавалькада продолжала приближаться к кремлю, а стражники и новики теперь выкрикивали новость, перебивая друг друга. Вот и Софийские ворота улица забита плотной толпой, люди улыбаются и что-то кричат, копыта выбили дробь по откидному мосту, и сани свернули влево.
– Вот ты и дома, сын!
Федор Данилович заплакал, обнял Норманна и повел к крыльцу, где столпилась плачущая челядь. А с Софийской площади доносились крики:
– Радость в доме Федора Даниловича! Он сына своего Андрея Федоровича нашел, который ныне княжит на землях карелов!
– Иди на порог! – Боярин легонько подтолкнул в спину.
Норманн пожал плечами – если его пропускают первым, пусть будет так. Однако войти в дом не удалось, на пороге подхватили сильные руки и со смехом понесли вокруг трехэтажного каменного терема. От неожиданности он попытался вырваться, чем вызвал бурю восторгов, одна из женщин громко прокомментировала:
– Силен и своенравен у тебя сыночек, боярин! Ишь как к славе стремится!
Слова утонули в радостном крике, людям понравилось подобное истолкование поведения наследника. Но вот закончился обряд «знакомства с жилищем», «новорожденного» внесли в дом и уложили на мягкий диван. Почувствовав под собой что-то твердое, Норманн сунул руку за спину. Рука нащупала меч, и он машинально поднял его над собой. На этот раз раздался уже настоящий восторженный рев и многоголосое повторение одного слова:
– Воин! Это воин!!!
Клоунада, да и только, Норманн вскочил с дивана.
– Нил! Где мой меч? Неси сюда!
Тут же из-за спин выскользнул широко улыбающийся оруженосец и протянул Норманну парадный меч. Родичи и челядь дружно ахнули. Еще бы! Блеск стекла и пластмассовые накладки из бижутерии под золото способны поразить любого человека четырнадцатого века. Хромованадиевый клинок беззвучно выскользнул из ножен. Норманн развел в стороны руки, намереваясь перерубить дурацкий меч, на который его так бесцеремонно положили. Ехидно посмотрел на зрителей, и тут взгляд зацепился за лежащие на столе парадные ножны. М-да, сразу видна тонкая ювелирная работа, по красной коже шла золотая сеточка с массивными накладками с обоих концов. Причем девственный блеск лакового покрытия скажет даже неспециалисту, что ножны никогда не пристегивали к поясу. Он скосил глаза на лезвие и поразился изящной работе чеканщика. Он знал этот способ украшения холодного оружия, когда сначала выбивают канавку, а затем вставляют золотую нить и аккуратно сводят края. Что делать? Взгляд метнулся по лицам людей, и… вот он, выход.
– Нил, ну-ка брось мне кочергу, что у печи.
Оруженосец сразу сообразил о предстоящем спектакле, не раз видел, как Ахилл мордовал Норманна, заставляя его на уровне инстинкта наносить быстрый и точный удар. Чем выше скорость клинка, тем больше шансов пробить самую толстую броню. Нил театрально взял кованую кочергу, показал ее недоумевающему народу и сильно метнул в своего господина. Никто не успел даже ахнуть, как молнией сверкнула сталь и три обрубка звякнули об пол. Теперь уже Норманн театрально вложил мечи в ножны, и только после этого раздался дружный вопль восхищения и удивления:
– Любо! Славься наш Андрей Федорович!
– Погоди, сынок! – Федор Данилович обнял Норманна за плечи. – У тебя еще будет время покрасоваться, а сейчас садись.
«А ведь «папаня» одинакового со мной роста», – с удивлением заметил Норманн. Он послушно сел в центре зала у небольшого столика, который по привычке определил как журнальный.
– Прошу тебя, Владимир Данилович, стать вторым отцом для моего сына! – произнес нежданный родитель и поклонился в пояс мужчине лет сорока.
Тот подошел к Норманну и торжественно произнес:
– С гуся вода, а с Андрея хвороба! – и ловко срезал прядь волос.
Снова разноголосый гомон, тихие причитания и тайные наговоры. На столик поставили маленькую шкатулочку из карельской березы, куда положили отрезанный локон и как-то незаметно унесли. Пустяшная серьезность обряда развеселила Норманна, и он еле сдерживал смех.
– Сын! Отныне ты обязан почитать Владимира Даниловича как меня, твоего родного отца! – назидательно произнес Федор Данилович.
– Ты всегда можешь положиться на меня, я разделю твои беды и удвою твою радость! – С этими словами Владимир Данилович крепко поцеловал Норманна в губы.
– Родственники дорогие, прошу любить и жаловать продолжателя рода нашего! – С этими словами хозяин дома низко поклонился собравшимся гостям.
Последовавшее действо озадачило Норманна своей несуразностью. Многочисленные дяди и тети, в прямом смысле этих слов, подходили к нему семейными группами, ставили на стол резную шкатулку, в которой находилось три совсем крошечных коробочки. Затем на полном серьезе ему показывали содержимое: в одной находилась щепотка соли, в другой немного корицы или имбиря, а в третьей несколько зернышек риса. Завершив показ, все аккуратно закрывали, добавляли маленькую золотую монетку, после чего по очереди расцеловывали виновника торжества. Выполнившие непонятный обряд проходили в трапезную, откуда уже доносился разноголосый гомон и поздравления «родителя». Норманн успокоился, с любопытством вглядывался в лица людей, впрочем, имен не запоминал. Незачем, он по-прежнему чувствовал себя здесь чужим и не собирался из сложившейся ситуации искать личной выгоды. Пасьянс разложен архиепископом, важно не оказаться послушной пешкой в непонятной пока интриге. Нет, своевольничать он не будет, но и тупо лезть в петлю не собирается.