– Фомка? – спросил Зяма с интересом.
Я поморщился:
– Какой ты блатюк! Пусть и фомка, мне все равно, как ее называли в Одессе Остапа Бендера. Данил возьмет молоток, у него их целая куча.
– А мы с Грекором? – спросила Люська живо. – Грекор, ты с нами?
– Хоть на край света, – откликнулся Грекор. – А то и дальше. А куда?
– Вы с Грекором, – распорядился я, – попробуете сперва камнями. Потом мы с Данилом, как тяжелая артиллерия.
Зяма огляделся, Люська все еще сидит на подоконнике, хотя за это время дважды сгоняла в туалет, а еще ненадолго исчезала на кухне, кого-то разгрузила по доброте сердца, Данил с Грекором рассматривают карту города.
– А где Юрик?
Данил поднял голову, огляделся.
– А в самом деле, так тихо испарился.
– Да не один, – сказал Грекор с усмешечкой, – а с Мариной. Она его увела откармливать пирожками. Утром выпустит совсем худого, парнише будет не до протестов и ломки системы.
– Когда туда идем, – втолковывал я, – то идем кучей, понятно?.. Вот как щас. А когда крикну «шухер», все врассыпную, поняли?
– А почему не вместе? – спросил Грекор обиженно. – Туда вместе, а назад порознь?
– И назад вместе, – сказал я терпеливо. – А врассыпную, если шухер, понял? Потому что когда ломанемся удирать все в одну сторону, нас догонят и повяжут. А когда в разные, любой сперва остановится в растерянности: кого из нас ловить, а для нас одна-две секунды форы – это уже победа! Чаще всего преследователь, видя, что потерял драгоценное время, уже вообще не гонится.
Данил сказал уважительно:
– Даешь, братан! Хорошая тактика.
Я сказал, подбодренный:
– Все запомнили? Сейчас по домам, хорошенько отоспитесь, ведите себя весь день хорошо, а то играть в песочнице не отпустят. Встречаемся на углу часов так это в десять вечера.
– Надежнее в полночь, – сказал Зяма. – В десять еще везде народу полно.
– В полночь тебя отпустят родители? – спросил Данил ехидно. – А еще человечество собираешься покорять, марсианин хренов!
Кофейный автомат постоянно прикалывается надо мной, хозяином и господином. Как ни настраивай, всегда наливает чашку «с горкой», обязательно прольешь, пока несешь к столу, а он злорадно хихикает.
Если же попытаться отпить, обжигаясь, из чашки еще на кофейном поддоне, будто конь какой, что ест и пьет только стоя, то этот гад ржет во весь голос и самодовольно думает, что вот еще немного и они совсем покорят человечество, хотя уже и так тренируется, покрикивая: «Досыпьте зерна», «Долейте воды», «Уберите отходы», а я, царь природы, вынужден убирать за ним… и кто из нас срун?
Я выпил две большие подряд, забросил в пасть таблетку алертека и вышел на улицу.
Вечером город становится настолько непохожим на тот, что был здесь днем, что я иногда теряюсь, когда дома стоят совсем не те на месте привычных, будничных и серых, а тротуар, никакой прежде, блестит, вымытый струями поливальных машин, и все хоть чуть заметные здания подсвечены снизу так ловко, что верхние половины как бы царственно парят в воздухе, тяжелые, как межзвездные авианосцы.
Мы сперва собрались в скверике и терпеливо выждали, коротая время с баночным пивом, а когда город начал затихать, прошли за деревьями на ту сторону, там микрорайон тихий, движения почти нет, а троллейбусы начинают ходить с интервалами в сорок минут.
На остановке вроде бы никого. Мы прошли к павильону, зорко оглядываясь по сторонам. Внутри тоже пусто, только на лавке ошметки засаленных газет, старые пластиковые пакеты и пара разбитых вдрызг бутылок, остались только горлышки, каждый выражает свое отношение к системе в меру своей отваги.
Данил первым ударил в полупрозрачную стену бейсбольной битой, мы все вздрогнули от грохота. У меня кишки завязались в узел, вот сейчас со всех сторон сбегутся менты и всех нас повяжут…
Грекор встал рядом с Данилом и начал лупить монтировкой. Грохот стал отвратительным, что-то оглушительно хрустящее, лучше бы по листу железа, хоть и громче, но как-то привычнее, а это мерзко…
Внутри меня страх в одно мгновение перешел в осатанелость, мое тело словно само ринулось в павильон, руки со свирепой радостью, даже с ликованием разламывают скамью, орудуя ломиком, как рычагом, а Данил, Грекор и Зяма остервенело лупят по стенам этой хайтековской остановки.
Зяма оглядывается по сторонам чаще всех, он же и зашептал мне с жаром:
– Смотри-смотри, какой-то козел смотрит…
В тени у забора в двух десятках шагов остановился парень и наблюдал за нами. Я хотел было крикнуть «шухер», но парняга просто смотрит, тревогу не поднимает, даже не попятился, как обычно делают в таких случаях.
Данил и Грекор продолжают остервенело бить по стеклам. Сволочи понаставили бронебойных, уже от трещин белые, как паутина, но все не рассыпаются. Наконец Данил вломился чуть ли не головой, как и советовал Зяма.
Я услышал звон падающих то ли стекол, то ли стекловидных пластин. С ломиком в руке я сделал шаг к парню.
– Ну что, – спросил я негромко, – тебе такое нравится?
Невысокий, интеллигентного сложения и хорошо одетый, даже тщательно, словно отслушал «Травиату» в оперном, он опасливо косился на мою фомку, но ответил почти недрогнувшим голосом и очень вежливо:
– Да, познавательно.
– А ты кто будешь? – спросил я. – Чего смотришь, как в кино?
Он примирительно усмехнулся:
– Извини, но в самом деле интересно. Вы сегодня случайно, или у вас это уже организованно?
Я спросил настороженно:
– А что, бывают и организации?
– Не знаю, – ответил он, – но, по моей теории, если и нет, то обязательно должны быть.
– По твоей теории? А ты кто?
Он ответил с извиняющейся улыбкой:
– Я пишу кандидатскую… на близкую вот к этим действиям тему.
– А-а-а, – сказал я решительно, – ну тогда проверим, кто ты есть на самом деле. Возьми, брось вот это!
Я поднял с земли булыжник. Он взял очень нерешительно, я указал взглядом на разгромленную остановку. Стекла уже усеяли асфальтированную площадку, Данил и Грекор остервенело пытаются выдрать остатки скамейки, Зяма с наслаждением колотит монтировкой по всему, по чему попадет.
Аспирант подошел ближе, камень бросил достаточно неумело, как бросают женщины, едва не попав в Данила.
Камень ударил в последнее уцелевшее стекло, отскочил и покатился по осколкам.
– Хорошо, – одобрил я, – с боевым крещением тебя. Пацаны! Заканчиваем. Все, отступление с победой. Ты… как тебя?
– Валентин.
– Валентин, идешь с нами?