Аура угасала.
Росток темпорала умирал. Его энергия, казавшаяся неисчерпаемой, иссякала.
Мутная стена периметра осталась за спиной. Егор прошел еще немного, оглянулся, затем свернул на смотровую площадку, расположенную чуть ниже края плато.
Раньше сюда приходили, чтобы взглянуть на ледник. Хорошая была позиция, ледовое ущелье просматривалось как на ладони.
Он остановился на краю обрыва, бросил взгляд вниз, но увидел лишь горы камней, когда-то принесенные ревущими, стремительными потоками воды.
Чуть дальше и ниже за отлогими пустошами виднелась полоска зелени.
Егор долго смотрел вдаль, затем подключил сканеры, внимательно изучил каменные осыпи.
Отклик.
Он нанес маркер на карту, вернулся на дорогу, начал спуск.
Вокруг высились скалы. Аура окончательно померкла, лишь к ладони правой руки еще льнуло робкое, почти незаметное сияние.
Росток угасал. Он отдал всю свою энергию, позволив Егору дважды пройти периметр стасиса.
К вечеру Бестужев добрался до нужного места, посмотрел вверх.
Небеса стремительно темнели. Изломанная полоска обрыва вилась на фоне стальной радуги.
Он опустился на колени, с трудом отвалил первый камень, за ним следующий, постепенно втягиваясь в ритм усилий.
* * *
Лишь к утру в глубине внушительной ямы блеснула деталь эндоостова.
Время было безжалостно к андроиду. Его одежда и пеноплоть превратились в прах, остался лишь прочный скелет, оплетенный паутиной сервоприводов.
Бестужев вытащил его, долго осматривал, сокрушенно качая головой. Эндоостов пронизывали микротрещины. Ядро системы разрушено. Лишь нейрочипы выглядели неповрежденными.
Он начал осторожно извлекать их из гнезд.
Егор знал, где взять для андроида новый корпус. У Аллеи Темпоралов. Там, где он оставил серва и машину.
Оставалось лишь надеяться, что искусственный интеллект сумеет восстановить свою личность, вспомнит полувековой путь саморазвития.
Бестужев извлек последний нейрочип, положил его в карман, к остальным, и, не оглядываясь, зашагал в направлении кромки леса, туда, где начиналась древняя дорога.
Егор возвращался в мир, созданный его ненавистью, но теперь в его душе и разуме не было места лжи, фобиям, осталась лишь звенящая, горькая правда.
Он возвращался не ради мести, не ради иллюзий – сделанного и прожитого уже не вернуть, но ведь можно принять действительность, примириться с ней, взглянуть на ужасающий мир со здоровым любопытством, не пытаясь огнем и мечом переиначить его?
Перекресток мироздания…
Сотни неведомых путей, ведущих через пространство и время…
Он собирался пройти хотя бы одним из них.
Нерв встрепенулся. Он внимал мыслям Бестужева, отвечал робким покалыванием в ладонях, словно не верил, что их непримиримая вражда осталась в прошлом.
У кромки леса Егор обернулся.
Отсюда был виден периметр стасиса. Воображение дорисовывало очертания скрытого за ним города.
«Однажды я вернусь, – мысленно пообещал Егор, глядя на зеленоватые мерцающие сполохи. – Вернусь и расскажу, что увидел на другом краю Вселенной».
Рассвет хлынул со всех сторон.
Стальная радуга еще сияла в светлеющих небесах, таяла, отливая холодом, но Бестужев знал – наступит время, и она исчезнет, останутся лишь огромные, величественные инженерные сооружения, между которыми снова будут сновать крохотные искорки космических кораблей.
Думал ли он о возвращении армахонтов?
Нет.
Та эпоха ушла, и глупо искать путь в прошлое, надеясь переиначить настоящее.
* * *
Над головой Бестужева, среди бледнеющих звезд, далеко от Пандоры, во мраке космоса скользила тень.
Огромный, безжизненный космический корабль дрейфовал в ожидании своего часа.
На его покрытой шрамами и пробоинами броне еще читались буквы, складывающиеся в надпись:
«Земля. Колониальный транспорт Прометей».
Адрес автора в Internet: www.Livadnyy.com