– Нам нужно снять таберну, – сказал Сергей.
– Здесь? – уточнил тип.
– Именно.
– Это вам будет стоить… – Тип назвал заоблачную цену.
– Хорошо, – согласился Сергей. – Покажи где!
Обладатель слащавого голоса и вовсе растаял, как карамелька на солнце. Он провел друзей в чистенькую комнатку с высоким потолком. Бронзовая рама окна в задней стене была распахнута, открывая вид на Колонну Траяна. Обстановка была подчеркнуто деловой: стол и два стула. Полукруглые ниши в стене служили полками для папирусов.
– Нам это подходит, – кивнул Сергей. – Оформляй!
– Позвольте узнать, – поинтересовался препозит, – вы открываете меняльную контору или… по торговой части?
– У нас золотые рудники в Африке, – небрежно сказал Искандер. – Вот, хотим предложить римлянам долю!
– Это как? – навострил уши препозит.
– Очень просто! Вы вкладываете деньги в наше предприятие, мы на них расширяем рудник, а потом отдаем вам золотом!
– Потом – это когда?
Услыхав заветное слово «золото», проходивший мимо мужик, толстомордый и брыластый, резко затормозил и прислушался. Фрументарий Гней Анфидий Орест прошептал на ухо Лобанову:
– Этот, который уши торчком, публикан Марк Тремеллий Скрофа! У него на откупе серебряные рудники в Испании! Это от Скрофы поступила предоплата для нумидийцев и мавров Квиета!
– Ясно, – сказал Лобанов, не кивая, и сделал знак Искандеру: прибавь громкость!
– О, золота очень-очень много! – воодушевился Тиндарид. – Наши рабы, работающие на руднике, едят из золотых мисок! В принципе, мы можем вернуть ваш вклад хоть через десять дней! С процентами!
– И велик процент? – вмешался Скрофа.
– Вложишь миллион сестерциев, – равнодушно проговорил Лобанов, – мы тебе выдадим вексель, и декаду спустя получишь по нему все полтора.
– Не верится даже! – выдохнул препозит.
– А ты проверь, – пожал плечами Лобанов. – Сделай вклад и убедишься… Только учти, суммы меньше ста тысяч мы не принимаем! Некогда, знаешь, с мелочевкой возиться…
Тип подхватил вирус «золотой лихорадки», и Сергей решил его доконать.
– Кстати, – сказал он, – мне бы получить миллиончиков пять-десять наличкой…
Лобанов достал вексель, выписанный наси Гоаром бар-Акивой. Тип был сражен наповал…
– Мой друг Публий Корнелий Лентул Сура, – бархатным голосом проговорил Скрофа, – все сделает в лучшем виде! Его меняльная контора через две таберны от твоей…
– Отлично, – кивнул Лобанов, припоминая – «Публий Корнелий… и так далее тоже числился в „черном списке"». – Акун! Кадмар! Поможете мне…
Вексель обналичили на счет «раз». Рабы поволокли тяжелые мешочки с ауреями, а Лобанов распорядился заносить обстановку в таберну. Толпа миллионщиков у дверей синхронно выдыхала, когда рабы втащили ценнейший стол-моноподию из цитрусового дерева красивого «леопардового» окраса – волокна завивались вихорьками и спутками. Уахенеб, с тяжелой золотой пекторалью на шее, занес в таберну роскошное кресло из черного дерева, инкрустированное слоновой костью и лазуритом. Миллионщики зашептались. И застонали, когда Регебал – все пальцы в перстнях – водрузил на стол драгоценную мурринскую вазу, выточенную из агата. Такой сосуд стоил триста тысяч сестерциев – двадцать пудов серебра!
– Я вижу, – проговорил Скрофа, – дела у вас действительно идут неплохо!
– Не жалуемся, – усмехнулся Лобанов и обернулся к Оресту: – Ты векселя подготовил?
Фрументарий услужливо поклонился.
– На какую сумму?
– На сто двадцать миллионов сестерциев, доминус.
– Ну и хватит пока… – успокоенно кивнул Лобанов. – Больше нам в этом году не потребуется…
– А город, доминус? – подсказал Орест, хорошо выучивший роль.
– Заложим в следующем году!
Публиканы, аргентарии и прочие акулы бизнеса переглянулись.
– Я бы, пожалуй, вложил в ваши рудники миллионов… пять, – протянул Лентул Сура.
– На сколько? – спокойно спросил Лобанов. – На месяц, на два?
– М-м-м… А на полмесяца если?
– Ровно через пятнадцать дней получишь свои деньги обратно плюс три миллиона сверху.
– Тогда я вложу десять! – зажегся в глазах Лентула Суры бледный огонь алчности.
– Получишь пятнадцать.
Миллионщики зашевелились.
– Я вкладываю десять! – быстро сказал Скрофа.
Еще один из «черного списка», иссохший от скупости Эльвий Лонгин Кассий, пробился вперед.
– Выпишите вексель на пятнадцать! – нервно выпалил он.
Лобанов хладнокровно распорядился:
– Орест, обслужи!
– Да, доминус! – сложился пополам фрументарий.
Расталкивая публиканов, к Лобанову пробился Эдик в тоге, увешанный золотыми побрякушками, как ходячая витрина ювелира.
– Благодетель! – возопил Чанба, ломая руки. – Прошу! Хоть один векселек! Я собрал почти девяносто тысяч!
– Послушай, Ардус, – нахмурился Лобанов, – я же предупреждал уже – меньше ста тысяч не принимаю! Почему я должен тебе потакать? Чтобы потом босяки набежали?
– Один векселечек! – простонал Эдик, исполнявший роль Лени Голубкова.
– Тебе же выплатили уже десять миллионов, – сказал Сергей с оттенком неприязни.
– Да! – признал Эдик. – Я виллу купил в Иллирии! Но не везет мне! Виноградник посох, поле сгорело, зерно проросло… Один векселечек!
– Ты меня утомил…
– А если мы с Элием сложимся? – родилась у Эдика идея. – И принесем тысяч двести? Тогда дадите?
– Тогда дам.
– Завтра же! – горячо заверил Эдик «благодетеля». – Прибегу, примчусь, прилечу на крыльях!
И убежал, умчался, улетел.
К вечеру первого дня «великой комбинации» Лобанов заложил в подножие финансовой пирамиды пятьдесят два миллиона сестерциев. Заговорщикам-консулярам не перепало и ломаного асса…
Стало темнеть, и рабы-лампадарии запалили огромные бронзовые светильники, спущенные на цепях с потолка. Дрожащий свет озарил колоннады, сгустил полутьму в углах, и уже не с вокзалом ассоциировалась базилика Ульпия, а с церковью.
Галерея почти опустела. Лобанов стоял, прислонясь к перилам, поджидал сторожей-фрументариев и бездумно пялился вниз, на разукрашенный мозаикой пол.
– Сергий… – зажурчал нежный голосок, и усталый Роксолан воспрял:
– Авидия!
Девушка подходила к нему, кутаясь в палий.