Подковы процокали под сводами Портовых ворот, будя тени тысячелетия, и варяги оказались в пределах «Апостольской столицы», проезжая мимо садов Цезаря, порядком вырубленных на дрова. На том берегу широко раскинулся Эмпорий – громадный склад, окружённый колоннадой и оттого смахивающий на храм. А за Эмпорием поднимался Авентинский холм, застроенный домами для бедных, заросший деревьями и сорной травой.
Спрямляя путь, Сальватор переправился по мосту Цестия на остров Тиберин, объехал развалины храма Эскулапа и выбрался на левый берег реки напротив каменного театра Марцелла, полукруглого здания удивительной сохранности, – все арки уцелели на его ярусах, и даже отдельные статуи.
Здесь, в районе Марсова поля, народу прибавилось – люди гуляли, приценивались к товарам на импровизированных базарчиках, обменивались сплетнями, окружали бродячих мимов и жонглёров, торговали пирожками вразнос и якобы родниковой водой.
Протолкавшись через толпу, кавалькада потрюхала далее – мимо театра Бальба и портика Октавии, лишившегося половины своих колонн, – их увезли в Константинополь, украшать Месу. Мимо театра Помпея, мимо терм Агриппы, мимо цирка Фламиния. Выехав к Большим портикам, кавалькада устремилась по ним, добираясь до замка Сан-Анжело между колоннад, кое-где поддерживавших уцелевший навес.
Олег не уставал вертеть головой. Город-призрак… Времена, когда Рим вмещал в себя миллион народу, шумел на всех языках и переливался всеми красками, прошли. Навеки. Ныне в экс-столице мира числилось полтора дома на душу населения. Целые кварталы были безлюдны и оглашались лишь хриплым мявканьем кошачьих разборок. Даже один оставленный хозяевами дом, и тот тоску наводит, а что тогда говорить о брошенных улицах? Прилизанные кипарисы лишь сгущали привиденческие настроения – эти деревья не шелестят…
И всё же тот давний, имперский Рим узнавался – уж слишком долго строили римляне, слишком много чего возвели, чтобы всё это превратилось в руины и сровнялось с землёй. Сухов глядел в оба, ибо всё, что попадало в его поле зрения, исчезнет к будущим векам безвозвратно. Пятьсот лет рушили Рим и ещё столько же будут рушить, используя творения древних зодчих в качестве каменоломен. Не остготы с гуннами уничтожили Вечный город, и даже не вандалы – те интересовались одними золотыми цацками. Вожди варваров, вроде Тотилы или Алариха, даже оплачивали ремонт римских зданий и храмов. А вот христиане объявили священную войну языческому наследию, разрушая старый мир до основания, а затем из бэушных стройматериалов кое-как выстраивая свой, новый мир – убогий, нищенский, уродливо помпезный и стандартно безликий, больной, по-рабски и бездарно копирующий отвергнутое, превращенное в руины и идеологически перепаханное…
Впрочем, стоит ли попрекать этим одних христиан? Все так делали.
Где семь чудес света? Нету их. Даже пирамиды уже не те – арабы подчистую ободрали с них облицовку, выкладывая мечети из полированных плит, испещрённых иероглифами нечестивых. А сами фараоны чем лучше? Правители Среднего царства приказывали разбирать дворцы и храмы эпохи царства Древнего, а их постройки, в свою очередь, ломали выходцы из династий Нового царства.
Где великий град Вавилон? Пергам где? Карфаген? Нету их! Одна цивилизация перетирала другую не хуже орды варваров – в лом, в щебень, в пыль.
И какой только дурак додумался до того, что человечество развивается по спирали, от витка к витку набираясь ума, накапливая сокровища Мысли и Духа? Нет, больше всего исторический путь народов мира напоминает электрокардиограмму больного, где пики расцвета сменяются провалами, крушением, гибелью, забвением. И вновь подъём, и опять спад. Пришёл конец Риму – и вся Европа погрузилась на тысячу лет во мрак невежества, мракобесия и кровавых потасовок. К несчастью, новая вера не воспользовалась кладезем античной цивилизации, а забросала его мусором и гадостью. Ещё лет пятьсот брести европейцам до Ренессанса, заново открывая то, что давным-давно было известно римлянам, эллинам, египтянам. Воистину, прогресс – сизифов труд, дурная работа для избранных!
– Подъезжаем, – разлепил губы аббат.
Впереди дорога упиралась в берег Тибра и продолжалась мостом, подводящим к грандиозному мавзолею Адриана, ставшему для варваров замком Сан-Анжело.
Трубачи, заметив подъезжающих, вскинули трубы и исполнили нечто вроде торжественного приветствия. Стражники сделали «на караул».
– С почётом встречают, – хмыкнул Пончик. – Угу…
Спешившись, Олег передал поводья подскочившим конюхам и зашагал под гулкими сводами длинного коридора, освещённого факелами в держаках, закоптившими весь потолок.
– Знаешь, Понч, – сказал Сухов по-русски, на языке, который не понимал никто в этом веке, – я, кажется, понял, что меня гложет и грызет.
– И что же это?
– Неадекватность! Молчи! Я имею в виду, что мы с тобой неадекватны этому времени. Побывать в прошлом интересно и познавательно, но жить в прошлом… – Олег затряс головой. – Ведь мы с тобой не какие-нибудь нищедухи, которым лишь бы напиться да спать завалиться. Нам обязательно надо достичь высот, добиться успеха, реализовать себя. Но как нам, пришельцам из века двадцать первого, реализоваться в веке десятом? Мы стали теми, кем стали, не потому, что хотели этого, а потому, что в ином случае остались бы никем – рабами или простолюдинами, обречёнными на пожизненное убожество!
– Повторяешься. Ты уже говорил как-то, что наши достижения в лето 935-е по Рождеству Христову ничего не значат для будущего. Угу…
– Так именно! Ни-че-го! Ну кем я могу стать в 2007-м, если вдруг возвернусь? Тренером по фехтованию? Переводчиком с латыни, греческого, старофранцузского и прочих мёртвых языков? Разве я к этому стремился ТАМ? А жизнь-то проходит!
– А ты хоть помнишь, к чему ты ТАМ стремился? – сказал Пончик с неожиданной агрессией. – Да ты, вообще, стремился хоть к чему-нибудь? Жизнь у него, видите ли, проходит! Идёт она у тебя, а не проходит, понял? У тебя есть всё, что нужно для счастья! Вот и будь счастлив. Угу…
– Ишь ты его… Ты чего это, светлейший, на сиятельного хвост поднимаешь?
– Да иди ты… Думаешь, мне здесь и сейчас комфортно и хорошо? Я тоже, знаешь ли, хочу по Невскому бродить, а не по Месе! Ну и что? Мироздание или Господь Бог не берёт в расчёт мои хотения. Так что живи, сиятельный, и получай от процессов жизнедеятельности максимум удовольствия! Вон, щас с живым королём свидишься. Где бы ты в своём 2007-м встретил монарха? Угу…
– Неадекватно, Понч…
Поднявшись по винтовой лестнице, Сухов со товарищи оказались в обширной зале, вдоль стен которой выстроились высокородные римляне – варвары из варваров, но все сплошь сенаторы да консулы. Потомки победителей равняли себя с давно побеждёнными, тщась отразить своими жалкими побрякушками гордое сияние «Gloria romanorum» – славы римской. Хотя, что с них взять, с варваров?..
Из глубины зала к Олегу приблизились двое, мужчина и женщина. Крепкого мужика с лысиной, прикрытой короной, представлять нужды не было – король Гуго Арльский собственной персоной. А женщина, надо полагать, его жена Марозия, сенатрисса и патрикия.