Точно посередине площади торчал видеокуб с большими экранами на все стороны света. У одного из экранов стояло двое парней в синих джинсах и выцветших робах с надписями на спине – «ЭМБРИОТЕКТ».
Показывали новости – с экрана вещал Генеральный Руководитель проекта ТОЗО.
– …Несмотря на отдельные недостатки, – уговаривал зрителей Акула Фогель, – мы прогрессируем. Вы можете сказать, что движение прогресса малозаметно, и будете правы. Безусловно, эволюционируем мы медленно, но все же эволюционируем. Постепенно. Последовательно. Поступательно…
– Вот брешет, – ухмыльнулся один из аборигенов, небритый и заросший густым волосом.
– Но брешет последовательно, – подхватил его товарищ, бритый наголо.
– И поступательно!
Оба расхохотались. Тимофей, тащивший под мышкой щиток с объявлением, бесцеремонно набросал липучек прямо на экран и сверху прилепил плакат. На нем было коряво, но крупно написано:
«В городе стало тесно от убийц, грабителей и жуликов. Предлагаю им покинуть Порт-Фенуа в 24 часа. Список нежелательных лиц прилагается.
С претензиями обращайтесь к шерифу, то есть ко мне. Если же я кого-либо из перечисленных застану в городе завтра утром, буду стрелять без предупреждения.
Сихали Браун».
А ниже шел список сорока «нежелательных лиц», возглавлял который Айвен Новаго.
– Это чего? – удивился обволошенный.
– Читай, – посоветовал ему Тимофей.
Пока тот вчитывался, градус его удивления возрос, гранича с полным обалдением.
– Так ты у нас теперь за шерифа? – осведомился стриженый.
– Вроде того.
– А мнением Башки ты интересовался?
– Башка уволен.
– На пару с помощничком, – добавил Боровиц. – Их обоих похоронят завтра.
Обволошенный похлопал глазами и по новой всмотрелся в список.
– Моей фамилии тут нет, – сказал он неуверенно.
– А ты хочешь, чтобы она там была?
– Да нет, мне и тут хорошо…
– Тогда живи и радуйся.
Тут подошли еще трое, облаченных весьма живописно – в пухлые «космические» сапоги ярчайшего белого цвета, в черные обтягивающие диперские «штанцы» и в просторные куртки из переливчатого стереосинтетика, надетые прямо на голое тело, причем все три торса были «украшены» татуировками в океанском стиле: у одного на груди пригрелась пышногрудая наяда, у другого – голый пацан верхом на дельфине, а у третьего – бородатый и грозный Нептун, в тельняшке и короне набекрень, трезубцем погонял упряжку акул.
Троица внимательно ознакомилась с текстом и сплюнула почти в унисон.
– Ты, что ли, шериф? – задал вопрос абориген с Нептуном.
– Я, – скромно признался Тимофей.
– А что тут делает моя фамилия? – Абориген ткнул пальцем в список. – Гвилим Кедрик – это я.
– Повторяю для особо тупых: не исчезнешь из города до утра, пристрелю.
Кедрик посмотрел на Брауна долгим, почти сонным взглядом, изредка помаргивая белесыми ресничками.
– Ты сначала Бешеного Айвена попробуй выгнать, – выцедил он, – а мы посмотрим.
– Во-во! – поддакнул дружок Кедрика и почесал грудь, из-за чего мальчик на дельфине заегозил.
– Этого я прикончу с удовольствием.
Было видно, что Гвилим испытывает страстное желание затеять драку с заносчивым китопасом, но слава ганфайтера уберегла Кедрика от поспешных решений.
– Ну-ну, – протянул он с сомнением и хохотнул не без вызова: – Спокойной ночи, шериф!
– Очень, ну очень спокойной! – поддержал его украшенный дельфином.
– Приятных снов! – вставил типчик с наядой.
Троица развернулась и ушла, но подходили другие, передавали третьим, те тоже спешили на Центральную площадь. Скоро весь Порт-Фенуа был в курсе того, что в городе появился новый шериф, который собирается навести порядок на улицах.
Часа в два пополудни пришла рейсовая субмарина «Нереида-112», и почти половина тех, чьи имена значились в списке, заняли места в пассажирском отсеке. То ли решили не пытать судьбу и не тягаться с Брауном в быстроте, то ли просто надумали сменить климат.
Однако самые крутые и упорные, вроде Гвилима Кедрика, Рида Кейни, Висенте Торреса, оставались. Забились по салунам и ждали ночи. Ночи и приказа Бешеного Айвена, нового «короля» здешних мест.
Улицы города опустели. Порт-Фенуа смотрелся бы и вовсе покинутым, если б не разухабистая музыка, рвущаяся из салунов.
Тимофей совершал очередной обход. Он шагал по середине улицы, зорко поглядывая по сторонам, обшаривая взглядом окна вторых этажей и крыши зданий. Боровиц не спеша топал следом, держа в руках увесистый лучемет, снятый с предохранителя.
Сихали входил в салун – и громкий говор посетителей стихал, все взгляды обращались к нему. Страх почти не читался в них. Угадывалась опасливая враждебность, привычная настороженность отпетых бруталов, ожидание кровавого зрелища. И во всех глазах прятался болезненный интерес, потаенное желание увидеть вблизи смерть нового шерифа. Желание это было как бы оправданием собственной трусости для тех, кто боялся поднять голову и сказать твердое «нет» разгулу безобразий. А вот те, кто эти безобразия устраивал, жаждали получить доказательства своей нынешней непобедимости и продленной в будущее вседозволенности. Их устраивала бесшабашная вольница, когда все можно и ничего тебе за это не будет. Нечего было и надеяться, что в этих ороговевших душах проклюнется хотя бы малое хотение привнести в жизнь порядок и право. С такими разговор мог быть только один: не хочешь жить по закону? Тогда бойся его!
Качнув резные створки, Сихали Браун вошел в «Серебряный доллар», заведение старого Василя Цыгана. Изрядно поседевшая копна волос, покрывавшая лобастую голову кабатчика, и впрямь вилась колечками, напоминая о таборах и лихих конокрадах. Невысокий и коренастый, Василь сколотил себе специальную подставочку, на которую он взгромождался, возвышаясь над стойкой бара. Он стоял, наклонившись и уперев руки так, что костлявые плечи приподнимались. Цыган напоминал старого грифа-стервятника, а кадыкастая шея и огромный, хищно загнутый нос лишь подчеркивали сходство с птицей, охочей до падали.
Увы, внешность падальщика неприятно гармонировала с сумеречным внутренним миром Василя, с давным-давно прогнившим нутром. Цыган никогда не страдал избытком совести. Он всегда был поглощен одним – поисками прибыли, и неважно, каким окажется источник обогащения.
Василь скупал перстни, отнятые вместе с пальцами жертв, серьги, выдранные из женских ушек. Продавал и покупал «белый товар», «лохматое золото» – молодых девчонок, сманенных или похищенных с «берега». Принимал заказы на убийства и передавал их «исполнителям», забирая себе долю от платы за смерть.