За стенами взревело, отсек зашатался. Тимофей приник к окошку и увидел рушившийся вниз лес, а за лесом – поднимавшиеся вертолёты. Он обрадовался поначалу, но быстро понял беспричинность радости – ракетоплан заскользил над лесом на такой бешеной скорости, что никакому вертолёту не догнать.
Поверхность земли отдалилась, вокруг замельтешили облака, и вот уже ровное облачное поле, залитое солнцем, взбугрилось понизу, словно богатый урожай хлопка. Потом пошли разрывы, они ширились, пока облачность не исчезла вовсе.
Внизу проносилась земля, похожая на топографическую карту – узнавались дороги, кварталы городов, нарезанные квадратами и трапециями поля – одни из них желтели, другие зеленели или шли бурыми пятнами. Курчавыми моховищами гляделись леса, реки казались гнутыми зеркальными полосками, отражавшими небо.
– Куда мы летим?! – прокричала Рита.
– Не знаю! – проорал в ответ Кнуров. – Куда-то на юг!
– А?!
– На юг!
Шатаясь, он отошёл от двери-трапа и плюхнулся на матрас. Гоцкало подвинулся, но Рита осталась сидеть посередине, и Сергей потихоньку вернулся на старое место. Кнуров с новым ощущением – смущения и неловкости – притулился к тёплому боку девушки, стараясь не смотреть на голые ноги недавней подруги. Сидеть было неудобно, и голову не прислонишь – борт дрожал, и дрожь отдавалась под череп.
Сколько они летели, Тимофей не мог сказать, но спустя какое-то время он почувствовал, что ракетоплан пошёл на снижение – это ему доложили внутренности, захотевшие выпрыгнуть наружу. Он встал и подобрался к окошку. Внизу пролегала степь, а сбоку блестела мелкая вода. Юг Украины? Азовское море?
– Крым! – громко сказал Кнуров. – Я вижу Симферополь! И горы! Я их помню, садились как-то в Аэро-Симфи!
Ракетоплан выполнил разворот и потянул к горам. Степь с клиньями лесочков помчалась навстречу, кренясь и покачиваясь. Потом сливавшиеся потоки трав остановили свой бег, замерли, закружились и поднялись, подхватывая аппарат. Сели!
Минуты не прошло, а трап уже пошёл вниз – Тимофей едва успел отскочить. Седой – руки в боки – мотнул головой: вылезайте!
Кнуров, Ефимова и Гоцкало покинули отсек и сошли на траву. Седой и Портос с Арамисом без особых церемоний оттащили их подальше. Стратосферный ракетоплан завыл, как раненый демон, взлетел и канул в небо.
– Наш путь ещё не закончен, – бодро объявил седой. – Прошу в машину!
Жестом радушного хозяина он показал на лимузин с затемнёнными стёклами.
– Туссен, – сказала Рита, – когда вас поймают, я не сдержусь и дам пинка!
– О, мадемуазель! – воскликнул Туссен. – Пинок такой красивой ножкой доставит мне массу удовольствия!
Тимофей первым погрузился в прохладное нутро лимузина – на улице припекало – и подвинулся, освобождая место для друзей. За Гоцкало и Ритой залезли Портос и Коста, которого иногда называли именем нахального гасконца, попившего кровушки кардиналу Ришелье. Лимузин тронулся, и по дуге рампы-съезда выехал на Главный фривей.
Дорога то шла низиной, то взлетала на эстакаду, пересекая глубокий овраг. Степь да степь стлалась кругом, трамплинами восходя к горам. Их пологие уступы поднялись, зазеленели, сжали боками ленту автострады и расступились, пропуская к морю. А вот и оно, тёплое Чёрное, благодатный Эвксинский Понт! Синий разлив от галечных пляжей и слоистых обрывов уходил за горизонт и пропадал в туманной дымке. С высоты открылся город на берегу.
– Ялта! – узнала его Рита и спросила Портоса с невинной улыбочкой: – Мы что, на купания выехали?
Портос, по-русски ни бум-бум, только расплылся в улыбке.
Лимузин заскользил вниз, следуя серпантину дороги, и въехал на ялтинские улицы. Замелькали стандартные коттеджики, пошли расти этажи отелей и пансионатов. Народу на улицах хватало, но толкучки не было – не сезон.
Остановился лимузин у самого берега, за воротами роскошного особняка – новодела, но выстроенного в стиле девятнадцатого века. Коста молча показал на дверь, щёлкнувшую спущенной блокировкой.
Рита вышла первой, и Тимофей испугался, что её ноги оголятся до талии, демонстрируя наглым французикам плохо загорелую попу. Пронесло…
Во дворе собралась целая толпа, причем все – и приехавшие, и хозяева – оживлённо переговаривались, кто на языке Бальзака и Гюго, кто на родном наречии Диккенса и Голсуорси.
Пленников провели в комнату и угостили завтраком по-европейски: тостики, джем, масло, кофе. Кнуров, перекусивший с десантниками, отказался и передал свою порцию проголодавшимся Рите и Гоцкало.
– Что будем делать? – спросила девушка.
– Ты о нашем положении сейчас? – уточнил Тимофей. – Или о треугольнике?
– Задача о трёх телах… – усмехнулась Рита. – Да, она меня тоже интересует. Давайте раз и навсегда разберёмся с этим!
– Давайте… – сказал Кнуров и пожал плечами. – А чего тут разбираться? – Он вздохнул и добавил: – Я всё видел, правда, не с самого начала… Твои микроинформаторы показали, Сергей.
– Ты разобрался? – и смутился, и обрадовался Гоцкало. – Ну вот, я ж говорил…
– А что толку? – горько сказал Тимофей. – Мы явились на трёх вертолётах, а я все испортил! Герой-одиночка…
– Это ты из-за меня? – тихо спросила Рита.
– Я и сам не знаю… – признался Кнуров. – Но ум мне тогда точно отшибло. И нечего тут решать! Ты любишь его, он любит тебя, и всё. А я третий лишний.
– Тима… – выговорила Рита.
– Да нет, Рит, всё в порядке… Мы же друзья?
– Да…
Девушка обняла Кнурова и прижала его голову к груди. Тимофей вытянул губы и поцеловал пленительную, всё ещё пленительную выпуклость. Рита не отодвинулась, и он счёл это хорошим знаком.
Часа три продержали их взаперти, выпуская только по нужде, потом подали экспресс-обеды.
– И куда нас теперь? – спросила девушка, откупоривая рацион. – Я думала, до самого места по воздуху…
– Эта скотина-летун, шо продался за поганые евро, – проговорил Гоцкало, – просто побоялся границу пересекать. Так ещё ладно – кто заметит? Следят за ним? Скажет, навигационное оборудование забарахлило или ещё чего соврет. А за границу если смотается… тут уж его точно не пожалуют! Найдут и кокнут.
– Тогда как нас… – начала Рита и её осенило: – Морем! На яхте какой-нибудь. Тут много яхт в порту – из Франции, Израиля, из Англии есть, из Америки даже.
– И шо потом? – помрачнел Сергей.
– А ничего, – спокойно сказал Тимофей. – Сволокут в «ящик», создадут тебе комфортные условия и скажут: а ну-ка, склепай нам, мусью Гоцкало, предиктор!
– А если мы откажемся? – поинтересовался «мусью».
– Ты знаешь… – раздумчиво проговорил Кнуров. – Я немножко в тюрьме посидел и понял одну вещь – человека очень легко заставить делать то, чего его совесть вроде бы не позволяет. Вот подержат тебя в изоляторе с месяцок, и ты сам запросишься на работу!