– Анаконда, – негромко сказал Якума.
– Почуяла запах мяса, – добавил Чантри, – но вроде удовлетворилась тем кайманом…
– А они большие? – спросила мадемуазель Борро, ширя глаза.
– Анаконды? – уточнил Якума. – Большие… Лично я видел змею в пятнадцать метров. Мёртвую. А мой старший брат Коматаси нашёл сброшенную змеиную шкуру, в которой было двадцать восемь больших шагов!
– Ужас какой… – прошептала Клод.
– Эгей… – услышал Кнуров знакомый голос и резко обернулся к лесу.
Все развернулись туда же, выставляя стволы трофейных автоматов и пистолетов с глушителями.
– Выходи по одному! – резко приказал Дроздов.
– Не стреляйте! – крикнул тот же голос из-за деревьев, и теперь уже Рита недоуменно нахмурила брови.
Из-за толстого, в два обхвата, бальсового дерева вышел человек в пятнистом комбинезоне. Он спокойно поднял руки и сказал:
– Я вас приветствую!
– Савельев! – завизжала Рита и бросилась навстречу. – Дядя Лёша!
Вся компания оживилась. А из леса, один за другим, вышли ещё четверо.
– Вы вовремя! – крикнул Царёв. – У нас тут как раз дичь допекается!
– Как вы нас нашли?! – тормошила Савельева Рита.
– Поймали ваш SOS! Нас всего час назад сбросили. По приказу президента. Во как! Знакомьтесь, – Савельев показал на пятерых в камуфляже. – Толя! Миша! Витя! Богдан! Морской спецназ ГРУ.
– Еле вас отыскали, – хмыкая, сказал скуластый и смуглый Миша, наверняка полукровка, плод любви русского и якутки. Или наоборот.
– Ну, угощайте! – сказал Алексей Дмитрич. – Мы тоже кой-чего прихватили…
С этими словами он достал из рюкзака бутылку «Столичной». Длинный как жердь Витя вынул упаковку с коньяком «Двин». Остальные выгрузили пищевые рационы.
– Прошу к столу! – сказал Якума.
Выкатив из костра почерневший глиняный комок, он разбил его, и спёкшиеся половинки отвалились вместе с перьями, выпуская смачный пар. И начался самый незабываемый пикник в жизни Тимофея Кнурова.
На сельву опустилась ночь, и вместе с тьмой к притопленному «Бурану» хлынули запахи прели и гнили, диковинных цветов и болотной тины. Вокруг метались светлячки, надсадно звенела мошкара. Одинаково оглушая, кричали птицы и лягушки. Взрыкнул ягуар.
Ночевать решили в грузовом отсеке челнока. Откинули один створ, чтобы было видно ночное небо и чёрные опахала пальм, многопалыми руками хапавших звезды. Подстелили, что смогли найти мягкого, и улеглись почивать, выставив дозорных.
В два ночи выпало дежурить Кнурову и Савельеву.
Заспанный Тимофей налил себе в ладонь минералки из пластета и омыл лицо. Стало полегче.
Выбравшись на берег, он подкинул сухих дров в костёр – было прохладно, градусов семнадцать от силы. Осень!
Кнуров затянул распах комбинезона под горло и уселся на большой панцирь черепахи, невесть когда оставленный на берегу Альпухары. Индейцы, видать, «вскрыли» черепаху, мясо выбрали, а пустую «консервную банку» бросили.
Савельев, скрипя песком и шурша листьями, ходил по опушке, собирая сухие ветки, а Тимофей впал в то странное, дремотное состояние, когда и не спишь вроде, но и в яви только наполовину.
Сонно помаргивая, он глядел на белевшую тушу «Бурана», на чёрную гладь реки, смутно отражавшую Млечный Путь. Подошёл подполковник и опустил на песок целую охапку хвороста.
Как инженер-программист смог вычленить тот странный звук из сводного ора, он и сам не понял. Звук напомнил ему тихий автомобильный гудок. Анаконда?!
– Алексей Дмитрич! – шёпотом позвал Тимофей.
– Тс-с! – Савельев прижал палец к губам, потом им же указал на реку.
Кнуров присмотрелся и увидел пару красных огоньков примерно в метре над водой.
– Большая, интересно? – сказал Кнуров и соврал – не было ему интересно. Было жутко.
– Щас проверим!
Савельев подгрёб к себе мощный фонарь и послал в морду змее сильный голубой луч.
Кнурова передёрнуло – голова змеи была куда больше его собственной! Огромная, тупорылая, в чётком делении чешуй. Страх был так велик, что не умещался в Тимофее и просился наружу – криком. Усилием воли Кнуров сдержался. Змеи всегда его пугали – холодные, скользкие, извивающиеся… Страх рождался от сильнейшего отвращения, от инстинктивного ощущения чужеродности ползающих и шипящих тварей, их абсолютной несовместимости с тварями теплокровными и прямоходящими.
Свет фонаря анаконде не понравился. Гигантская рептилия закинула голову, словно делая кувырок назад, и ушла в воду блестящей дугой. Замелькало, засверкало гнутое бревно змеиного тела, расширяясь до толщины в обхват, сужаясь до пожарного шланга, и пропало, утянулся без всплеска кончик хвоста, и только круги воды отмечали движение чудовища.
– Ушла… – тихо сказал Савельев.
– Метров десять, да?!
– Да больше… Видал, голова какая? Как у хорошего быка! А пасть? И тебя заглотнула бы, и меня на пару, и ещё бы место осталось. Для десерта!
Успокоившись немного и отойдя от впечатления встречи, Кнуров спросил:
– Как выбираться будем?
– А тут одна дорога, – ответил Алексей Дмитрии, – вниз по реке. Соорудим плот и поплывём…
– А у нас топора нет.
– А зачем нам топор? Вон сколько на корабле всяких сфе-робаллонов! Будут как поплавки… Поставим на них раму, настил сообразим, и вперёд! Нас-то сюда тоже почти что из космоса сбросили – суборбитальный полет! Расстыковались в верхней точке, и – фьюить. Стратолёт на базу, а мы вниз… Сказали: субмарину вышлют за нами за всеми, а только как она по Альпухаре поднимется? Мелко! Так что спустимся к Амазонке, там глубина, там нас и подберут… По Атлантике целый флот прёт, наш Верховный главнокомандующий его в Антарктиду послал, лёд делить будем.
– Антарктическая война?
– Она самая. Адмирал Зенков авианосцами рулит, а генерал Жданов над морпехами и десантом поставлен.
– Что, и генерала услали? – усмехнулся Тимофей.
– А то! Вдруг да шлёпнут конкурента?
– Не дождутся! А модуль ваш… всё уже? Не полетит больше?
– А он этого и не умеет. Его сбрасывают, он снижается, падает, подрабатывает движками, выпускает парашют… Наш в болото плюхнулся. Потонул уже, наверное… М-да… Шёл бы ты спать, Тима. Чего тут двоим делать?
– Нет, так несправедливо!
Савельев отмахнулся.
– Я человек старый, – сказал он, – пенсионер… Бессонницей маюсь. Топай отсюда, сказал!
Кнуров со стыдной радостью подчинился насилию…