Кривые ноги мужика прятались в парчовые шаровары с вышивкой бисером, а на поясе висели сразу два акинака в дорогих ножнах, окованных золотыми пластинами. Таков был шагавший слева. А справа шаркала и горбилась самая настоящая Баба-Яга. Она куталась в роскошную шубу из меха соболей и куниц, по короткому подолу болтались хвосты горностаев. Седые сальные космы торчали сосульками из-под нахлобученного колпака, расшитого речным жемчугом, костлявая рука сжимала длинный посох с набалдашником из желтого черепа младенца, а бусинки черных глазок, близко посаженных к крючковатому носу, поблескивали живыми искорками.
Парочка остановилась, и тогда вперед выступила старица.
— Я — Амага, — представилась она на чистейшей латыни, — жрица Гекаэрги. А это, — она указала скрюченным пальцем на круглоголового, — великий вождь язигов, Сусаг сын Тизия.
Вождь, услыхав свое имя, важно кивнул и огладил остроконечную бороду.
— Мы рады, — степенно продолжала Амага, — что римляне сдержали данное слово и поделились с нами мясом. Будьте нашими гостями, и язиги поделятся едой с вами.
Сергий обшарил взглядом зимник и хмыкнул угрюмо: была заметна подготовка к большой обжираловке. Пылали костры под огромными котлами, в которых варилась похлебка из конины, дюжие рабы выволакивали из-за плетеных загородок кошар туши забитых баранов, а в больших корытах отплясывали сармачата, девочки и мальчики вперемежку, меся босыми ногами тесто для лепешек.
«Большие» сарматы одевались похоже — в короткие рубахи, подпоясанные ремнем, кожаные штаны заправляли в мягкие сапоги, на плечи набрасывали плащи, застегнутые фибулой на плече, а на головах — бритых, лохматых или с одним пуком волос — носили мохнатые конические шапки. С оружием они не расставались — у каждого было по кинжалу, ремнем привязанному к правой ноге, и по длинному мечу-карте с гардой в виде лунного серпа. «К нам не подходи, — вспомнил Лобанов, — а то зарежем!»
Но самое поразительное было в ином — хватало воинов-женщин. Сарматки выглядели настоящими амазонками — накачанные приземистые девахи. Роксолану они напомнили феминисток, уродующих прекрасные женские формы занятиями бодибилдингом, но сарматкам и в голову не приходила идея борьбы за равноправие: не ведали они угнетения. Да и кто бы осмелился прикрикнуть на представительницу «слабого» пола, которая легко натягивает боевой лук?
Амазонки тоже были облачены в кожаные шаровары, куда заправляли сорочки, а сверху накидывали плащи. Они шагали стремительно и уверенно, говорили и смеялись громко, черные глаза смотрели внимательно и будто прицельно, а крепкие руки придерживали рукояти мечей, в основном коротких акинаков и гладиусов.
Вот только стиганорами-мужененавистницами, как нарекли амазонок Аристотель и иже с ним, сарматок называть не стоило. Нормальные бабы. И не выжигали они себе правую грудь, чтобы было сподручнее стрелять из лука, — вон какие бюсты! Пятый размер как минимум, и хоть бы одна выпуклость обвисла! Торчат, будто из воска слеплены.
И стать Сергия они прекрасно замечали, одобрительно восклицая и сверкая белозубыми улыбками. «Господи, до чего ж они все здоровы!» — позавидовал Лобанов. Бурлящая толпа внезапно раздалась, и он увидел пожилую женщину, сидящую на пятках возле шатра. Сарматка подгоняла наконечник копья к древку. Древко было толстовато и не лезло, тогда женщина зубами принялась обгрызать оскопище, выплевывая щепки. Попробовала — пошло!
— Почтем за честь, — чопорно сказал Роксолан, — быть гостями великого скептуха.
Сусаг проворчал нечто одобрительное и кликнул невольника, затянутого в потертый халат. На голове раба красовался красный колпак, а на ногах хлябали разношенные сапоги с загнутыми носами. Невольник живенько нацедил кумыса в золотые чаши. С поклонами он обошел всех — Сусага, Амагу, Сергия и его товарищей.
Лобанов припомнил все, что ему рассказывал Искандер про обычаи сарматов, и поднял чашу, обращаясь к Сусагу:
— Да будут крепки копыта ваших коней и здоровы все ваши дети!
Амага перевела вождю сказанное, и тот довольно улыбнулся. Кумыс оказался на редкость вкусным. Острым и густым. Выпив до дна свою порцию, кентурион-гастат взял пустую чашу обеими руками и протянул вождю. Скептух с достоинством принял посуду, а Сергий приложил ладонь к сердцу:
— Благодарю почтенно!
Сусаг расплылся в улыбке и подхватил щит в форме полумесяца с приклепанным в центре изображением Священного Оленя, чеканенным из золотого листа. Подбоченясь, он завел разговор по степному этикету. Амага стояла у него за спиной и синхронно перетолмачивала:
— Пусть Великая Богиня-Мать Гекаэрга даст вам здоровье!
Гефестай, сызмальства говоривший на парфянском, понимал и близкий к нему сарматский язык.
— Здоров ли ты, вождь? — заговорил он в ответ. — Толст ли твой нос? Сильны ли, как всегда, твои мышцы? Свободно ли дышит твоя грудь?
— Да успокоятся в радости души ваши! — сказал Сусаг и вдруг скривился, издал тихий стон, перешедший в сдавленное рычание.
Амага горестно вздохнула и сказала:
— Вождь скорбен зубами, извелся весь. Я снимаю его боль чарами, но. Велик ли смысл отдалять следствия, не удалив причины?
— Вообще-то, я лекарь, — заявил Искандер. — Спроси великого скептуха, согласен ли он, чтобы я помог ему?
Амага подозрительно нахмурилась, но перевела, и Сусаг истово закивал головой, выкатывая страдальческие глаза. Вождь был согласен на всё.
— Отлично, — сказал сын Тиндара. — Если я правильно тебя понял, Амага, ты сумеешь снять боль?
— Сумею, но ненадолго.
— Отлично! Тогда я удалю причину.
Сусага увели в шатер и усадили на стопу щитов, а Искандер потребовал чашу кипяченой воды и жменю соли. Рабы бегом принесли требуемое. Тиндарид развел соль в воде и вручил чашу Сусагу.
— Пить? — удивилась жрица Гекаэрги.
— Полоскать и выплевывать! Для очистки от. Ну, от зла.
Сусаг набрал в рот соленой воды, пополоскал — и выражение настороженности на лице его сменилось облегчением.
— Действуй, терапевт! — скомандовал Искандер, уступая место Амаге.
Та выудила роскошное орлиное перо, покапала на него густой резко пахнущей жидкостью из деревянного флакончика и стала мазать пером по щеке Сусага, как кистью, глухим голосом проговаривая заклинания. Лицо скептуха словно обвисло, глаза приняли отсутствующее выражение.
— Дорогу стоматологу, — сухо сказал Искандер и вынул из-за пазухи свою самую большую драгоценность — набор хирургических инструментов из хромированной стали.
— Нуте-с, открой рот, вождь. У-у-у… — протянул Тиндарид, заглядывая в ощеренную пасть кочевника. — Та-ак… Лечение тебе не грозит. Никаких шансов — в твоем зубе такое дупло, что белка поселится. Будем удалять!
Сергий с содроганием проследил за твердой рукой Искандера, сжимавшей кошмарного вида клещики. Может, Сергий и смельчак, суровый и мужественный тип, но. Но зубной врач с его орудиями пытки по-прежнему пугал его.