С воем, похожим на стон, поднялся волк и вцепился гигантской лисице в основание хвостов. Целых пяти. Два хвоста яростно замолотили по волку, точно дубины, но он намертво стиснул челюсти и не собирался отпускать добычу Голова Вауыгрра моталась под ударами, он хрипел, но только сильнее и сильнее сжимал зубы…
В отчаянии Сашка с такой силой сдавил горло кицуне, что та, несмотря на всю нечеловеческую мощь своих мышц, взвизгнула от боли. Человек попытался встать, надеясь, что ему удастся придавить гигантскую лисицу своим весом к земле…
В воздухе мелькнуло нечто, и тут же все кончилось. Кицуне обмякла, а возле Сашки оказались двое в монашеском облачении. Один из них, поглаживая Вауыгрра по голове, стал аккуратно разжимать ему зубы, а второй, точно так же ласково поглаживая охотника, разжимал ему пальцы…
«Мы победили, брат?»
«Да! Кажется, да…»
«А вот и вожак. — Сашка почувствовал, как сознание волка затопляет темнота. — Вожак пришел…»
Перед ним точно из-под земли вырос Тень.
Очнулся Сашка в небольшой светлой комнате с белым потолком. На попытку хоть немного шевельнуться тело отозвалось такой вспышкой боли, что он мгновенно прекратил движение и лишь, скосив глаза, попытался осмотреть помещение. Небольшие окна, забранные толстенными решетками, а рядом еще одна лежанка, где на боку, весь перевязанный бинтами, лежал Вауыгрр. Судя по пятнам крови, проступающим сквозь повязку, досталось волку очень крепко.
Сделав еще одну попытку, Сашка все же сумел, пусть немного, но сдвинуться и теперь мог видеть и комнату целиком, и кресло, что стояло посередине, в котором спал некто, накрытый пушистым пледом.
Личность незнакомца недолго оставалась тайной. Он потянулся, высовывая из-под покрывала крепкие руки в камуфляжной куртке и низ шнурованных полусапог.
— Очнулся? — Тень отбросил в сторону плед и скупо улыбнулся. — Как состояние?
— Все болит, — прошептал одними губами Сашка, но наставник понял.
— Конечно, болит. — Теперь его усмешка была жесткой. — Шесть ребер, переломы рук и ног, повреждения позвоночника, внутренние кровоизлияния, ну и всего по мелочи. Если бы не отец Серафим и гм… еще кое-кто, инвалидность и переход на бумажную работу гарантированы. А так… Неделя постельного режима, и в бой.
— А Вауыгрр?
— А что ему? — Тень пожал плечами. — Пара переломов не в счет. Через какое-то время отойдет от снотворного и побежит местных дам окучивать. Ты мне лучше скажи, ради чего я тогда, на киче, целую лекцию прочитал? — Наставник встал и, словно кошка, потянулся, разминая затекшие мышцы. — Доколе будешь партизанить? Пока башку не проломят?
— Боялся, спугнете… — Голос Сашки уже прозвучал почти нормально.
Наставник помолчал.
— Наверное, тебя нужно вздрючить, как Сидорову козу, но мне почему-то не хочется. — Тонкие губы наставника сжались. — Получишь свое от Капитана. Но мое мнение, если оно, конечно, тебя интересует, ошибок ты наделал более чем…
Он снова замолчал.
— Сам бы погиб и друга своего погубил. Но как охотник ты был в своем праве. Так что выволочки от меня не будет. — Тень вздохнул. — Будет лишь просьба. Всегда помни о тех, кто рядом с тобой. Помни о том, что отвечаешь ты не только за себя, но и за всех тех, кого поклялся защищать. И о том, что главная твоя задача не погибнуть с честью, а заставить сдохнуть всю эту черную шваль, что еще ползает по нашей земле. Хотя… — он широко улыбнулся, — недаром говорят, что Господь бережет дураков. Дураков и героев. На моей памяти, такого, чтобы стажер завалил столько черных, еще не было. Святой Престол уже предлагал перевезти тебя для лечения в их клинику, а далай-лама вообще прислал своего врача. Так что выздоравливай побыстрее, а то нам от них не отбиться. Сживут со свету, даром что святые.
— А кицуне?
— Жива, хвостатая. — Тень нехорошо оскалился. — Оч-чень ценная тварюшка. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что я успел вовремя. — Он с усмешкой закатал рукав курки и показал длинный шрам на предплечье. — Чуть голову мне не снесла. Кстати, от чистильщиков тебе особый поклон. Они сказали, что еще никогда не разгребали такое количество дерьма.
В просторном кабинете на восемьдесят восьмом этаже Гонконгского международного финансового центра сидел Питер Фэй и смотрел, как в бронзовой пепельнице догорает листок рисовой бумаги. Совсем недавно это было сообщением, которое хозяин кабинета помнил наизусть. «В России, в Санкт-Петербурге, исчезла Лан Хуангжин, одна из дочерей госпожи Шан, отправившаяся туда для выяснения обстоятельств известного вам дела. Примерно в это же время в Санкт-Петербурге произошло массовое убийство братьев. Фактически полностью уничтожен «Северный анклав». Восстановление узла влияния в ближайшее время невозможно. Подробности выясняются».
Бумага стлела до легкого невесомого пепла, а Питер Фэй взял тонкую палочку из слоновой кости и перемешал остатки. Затем долго-долго рассматривал фотографию в нефритовой рамке, стоявшую у него на столе.
«Северный анклав» был очень важен. Особенно после того как Центральный, находящийся в Москве, был значительно ослаблен местными защитниками. Влияние на происходящее у северного соседа обеспечивалось несколькими подобными узлами, из которых два — Московский и Санкт-Петербургский, были не только самыми крупными, но и самыми важными. Таким образом, ситуация становилась критической. Под угрозу ставились очень многие проекты, которые при должной реализации могли бы влиять на все происходящее в России. Требовалось принять быстрые и эффективные меры, пока все не стало еще хуже, и уже бесповоротно.
Секретарь распахнул дверь, и в кабинет вошел высокий мужчина, напоминавший своим видом красивого холеного зверя. Тигра…
Не тратя времени на долгие приветствия, Питер Фэй произнес:
— Поезжай в Россию, Дин. Придумай что-нибудь для поездки в Санкт-Петербург. Например, предложи им выставку древнего китайского фарфора. Узнай, что случилось с Лан Хуангжин. И еще. — Он протянул мужчине небольшую шкатулку. — Прочтешь это, когда будешь на месте.
Мужчина молча поклонился.
— Ступай. — Питер Фэй проводил взглядом своего эмиссара, затем со вздохом посмотрел на портрет. Рядом стоял другой, в простой рамке из почерневшего от времени вишневого дерева. Уходит радость, и уходят годы, а камни остаются вечно…