– А к нашему делу это как относится? – спросил Николя.
– Вот к объяснению этого я как раз и подошел. У меня было несколько друзей и две женщины, с которыми мы делили все тяготы заточения и рабского труда. Но в то же время я всегда пытался отыскать новых друзей, особенно среди вновь прибывших. И очень тщательно к ним присматривался в первые дни и даже месяцы. Для меня это еще являлось дополнительным интересом в жизни. Поэтому за Ве Да Лиссой и ее якобы сыном Си Га Луном я наблюдал с особым тщанием, будучи сильно ими заинтригован. Они мне сразу бросились в глаза своими странностями. Нет, внешне женщина может казаться лет на десять, а то и больше, младше своего возраста, и сам факт их конкретных родственных связей у меня отрицания не вызывал. Вроде как… Ну, мать, ну, сын, что здесь такого?.. Но когда я ставил себя на место Си Га Луна, у меня возникала четкая уверенность, что так сын с матерью вести себя не может. И другой любой мужчина из мне известных тоже так бы себя не вел. Понимаете, внешне вроде все правильно: взаимопомощь, поддержка, семейственная опека и так далее…. Но! Все это несколько шатко и неправильно на подсознательном уровне. А вот когда я их представлял мужем и женой – все получалось идеально. Что и привело меня в первый месяц наблюдений к выводу: темнит эта парочка, явно они не мать с сыном…
– Но потом вы поменяли свое мнение?
– Как бы поточнее выразиться… мне пришлось поменять свое мнение под воздействием обстоятельств. Изначально броская молодость Лиссы увяла, она, видимо, научилась пользоваться чудесами Донышка, обретя «второе дыхание». То есть уже к третьему месяцу никто и не сомневался, что она старше своего сына лет на шестнадцать. Ну и вдобавок, день на восьмидесятый их пребывания на каторге случилось так, что эта парочка зажала меня в одной из выработок, где не имелось камер наблюдений и куда не захаживали роботы. Этот Лун просто подошел ко мне с одной стороны, а его мама с другой, и так спокойно, равнодушно поинтересовался: «Ты нас с кем-то спутал?» И вы знаете, за двенадцать лет каторги я в тот момент испугался больше всего…
– Такого простого вопроса? – фыркнул Николя.
– Я не трус. И во время разборок с уголовниками ничего не боялся. А тут струхнул как никогда… Потому что, глядя в их глаза, вдруг понял, что меня сейчас убьют. Ничего у них при себе не было, даже стамески и молотка, но я был уверен, что даже женщина меня отправит к праотцам одним небрежным движением руки. А все из-за их глаз: холодные, равнодушные, всезнающие и готовые на все. Пришло ко мне понимание, что если что-то скажу не так или начну врать, то меня больше ни о чем не спросят вообще. Поэтому просто выдавил из себя: «Ищу с кем дружить для взаимопомощи и поддержки!» А он мне и говорит: «Мы – сами по себе. В помощи не нуждаемся!» Ну и я сразу сказал: «Понял. Извините. Больше не побеспокою!»
Я мысленно продолжал спорить с Булькой, утверждая, что действия парочки вполне соответствуют моим понятиям о полной конспирации, а вслух подбодрил рассказчика, прерывая повисшую паузу:
– То есть вы разошлись мирно?
– Да. Они пару мгновений постояли, не переглядываясь, а словно общаясь мысленно, затем расступились и дали мне дорогу. С тех пор я старался в их сторону вообще не смотреть, чтобы они ненароком что-то плохое обо мне не подумали…
– И вы никому об этом не рассказывали?
– Никому и никогда!
После таких разъяснений мой риптон не то чтобы смирился с предложенным вариантом новой пары, но, по крайней мере, уже не так рьяно против него возражал. Хотя вопросов недавнему каторжанину подкинул больше десятка. Еще больше вопросов задал через меня Алоис: у него там много чего в его аналитических раскладах не сходилось. Закончилась наша продуктивная беседа тем, что ветеран Донышка нанес на схемы лагеря все известные ему обозначения, подтверждая, дополняя или чуток поправляя те данные, которые у нас уже имелись. После чего получил причитающиеся ему галакты и ушел. Следить за ним и лишний раз предупреждать о молчании мы не стали. Человек он умный, и сам наверняка понимает: молчание это не только золото, но и жизнь.
Он заинтересовал Алоиса – видимо, тот узрел в бывшем операторе-крановщике своего коллегу с нераскрытым потенциалом. Поэтому и настоял, чтобы мы дали нашему клиенту один адресок, где в нашем дальнем филиале работало несколько человек по сбору информации. Если пожелает, может туда податься. Авось и пригодится в работе, которая требует вот такого умения все замечать и анализировать. Оператор поблагодарил и сказал, что подумает.
Мы тоже покинули ресторан и подались к местам ночевки. Кто спал в уже оборудованных комнатах конторы, кто в гостиницах. Ну и радовало, что на завтра метрдотель уже договорился с бароном Кири о том, что компанию тому за столом во время обеда составит уроженец столичной планеты королевства вместе со своей зеленокожей пассией.
Ну и самое для нас приятное, можно сказать, основополагающее, помимо частичного определения судьбы наших товарищей, это наличие убойных фактов, которые мы теперь могли использовать для шантажа. То есть появился шанс не делать страшно рискованные операции по прорыву в лагерь, захвату лифтов, уничтожению центрального пульта охраны и выводу из строя массы вездесущих сигнальных потоков. Теперь мы можем попросту тихо-мирно прижать начальника Донышка к стенке и сделать предложение, от которого тому никак нельзя будет отказаться: за наше молчание ты нам выдаешь нужных каторжан. После чего мы расходимся навсегда и страшно довольные друг другом.
Казалось бы, чего проще? Чуть ли не завтра, во время обеда, Малыш скажет, что ему нужно, и уже к вечеру наши друзья будут с нами. Причем с нашими нынешними силами, связями и знаниями, и тем более с омоложенным Стилом Берчером, который вскоре встанет на ноги, мы даже могли отпугнуть Двабэ, того самого Большого Боба, оптового скупщика палеппи, который думал, что о нем никто посторонний не знает.
Но тут существовал один страшный, опаснейший аспект, не выяснив который и не перепроверив десять раз мы не имели никакого права соваться к барону Кири с попыткой шантажа. Вся наша операция могла накрыться черной дырой, если вдруг выяснится, что мы начнем шантажировать исполнителя приказов самого Моуса. Ведь существовал и такой момент: если они дружны, и давно, то узурпатор трона мог попросту дать команду старому приятелю. Мол, давай, воруй, сколько удастся, продавай, а прибыль разделим соответственно. То, что идет на нужды королевства, – это одно, а то, что в наши карманы и будет отложено на черный день, – совсем иное.
Могло такое быть? Еще как могло! В таком случае прикрытие барона-воришки ведется на самом высочайшем уровне. И как только начнется попытка шантажа, вокруг Элизы повиснет военный флот Пиклии, а мы в лучшем случае окажемся на Донышке в роли пожизненных каторжан.
До такой степени опростоволоситься никак не хотелось. Лучше уж возьмем объект штурмом, если будет оставаться хоть один процент сомнения из ста. Именно по этой причине мы продолжали разрабатывать полным ходом и наш первый вариант освобождения Броверов.