Но не сексом единым жив человек. Надо все-таки попытаться написать ту лирическую повесть, о которой он давно уже думал, устав от мужественных героев. Хотелось чего-то грустного, щемящего, но страшно было в то же время браться за новое, еще не изведанное. А вдруг не получится? Вдруг он усомнится в своих способностях? Так трудно было в них поверить, утвердиться в этой уверенности, и что теперь, вновь потерять себя? К тому же долгосрочный договор, который он подписал под давлением издателей и обстоятельств, вынуждал его работать над тем, что уже апробировано, что приносит гарантированный доход и ему и издательству. Но хотелось страшно. Он так и видел своего героя, грустного человека, потерявшего давно свою любовь, Веру… И вот он находит сережку… Что-то подобное уже возникало в мозгу, но что же будет дальше с этой сережкой? А дальше все будет как в жизни. Он вообразит себе женщину, хозяйку сережки, встретит именно такую, а хозяйкой окажется другая, но уже будет поздно, он наделает глупостей, женится на той, которую вообразил, и это станет непоправимой ошибкой, потому что полюбит он ту, другую… Бред, Федор Васильевич! Он полюбит другую… Он, а не ты! Ты любишь молоденькую, веселую Маку, прошлое которой укладывается в две строчки… Зачем тебе женщина с прошлым, по-видимому нелегким, у тебя самого нелегкое прошлое. К тому же роман писателя с редактором вещь приятная и даже удобная, а вот роман с издателем… Некрасиво! Все будут считать, что я волочусь за ней с корыстными целями, а другие подумают, что я потому и имею успех, что моя женщина – издатель. Как будто в постели можно добиться коммерческого успеха! Стоп, какая постель, о чем это я? Мне вовсе не нравится эта тощая, немолодая баба. Я даже не очень понимаю, о чем с ней говорить… Такое ощущение, что она смотрит на меня как на пустое место… То ли дело Мака! Интересно, как они сойдутся с Дуськой? Теоретически Мака должна ей понравиться. А Дуська просто по определению не может не понравиться. Так что сегодня нечего беспокоиться. Хуже будет в пятницу, когда предстоят смотрины в семье у Маки. Мама, бабушка, еще, кажется, тетка с дядькой… Хорошо, хоть папаши сейчас нет в Москве. Черт, в каком это фильме была фраза «Жениться надо на сироте!»? Кажется, в «Берегись автомобиля». Ерунда, родственники – это даже неплохо. По крайней мере, если родится ребенок, они помогут, Мака ведь и сама еще ребенок… Черт, детский сад какой-то получается. А историю с сережкой надо все-таки попытаться написать… Только это не должен быть роман, нет, маленькая повесть, маленькая грустная повесть. Ее так и назвать можно будет «Маленькая грустная повесть». А что, хорошо. Просто и без претензий. «Маленькая грустная повесть». Он поехал домой и сразу сел за компьютер. Первые полторы страницы он написал на одном дыхании. Герой еще не нашел сережку, но он уже был живым, по крайней мере Федору так показалось. Разумеется, никакого Франкфурта, никакой книжной ярмарки… Но ведь он хотел назвать повесть «Вино из яблок». Это лучше, чем «Маленькая грустная повесть». Грустную не всем захочется читать, а «Вино из яблок»… Надо подумать, может быть, перенести действие в любой другой город Германии, вряд ли яблочное вино есть лишь во Франкфурте. А какие все-таки у нее лодыжки…
Дусе Мака понравилась.
– Милая девочка, – сказала она на другое утро, беседуя с братом по телефону. – И тебя, кажется, любит. Но уж больно молоденькая. Тебе не страшно?
– А чего бояться? – легкомысленно отозвался новоиспеченный жених. – Рога мне наставит?
– Не исключено, между прочим.
– Ну пока об этом еще рано думать, лет через десять…
– Почему – через десять? – засмеялась Дуся.
– Ну на десять лет ее любви должно хватить.
– А твоей-то хватит на десять лет? Рога ведь наставляют не всегда оттого, что любовь к мужу прошла. Если муж разлюбил, тоже неплохой повод.
– Да ну тебя, Дуська, терпеть не могу эти разговоры о любви.
– Вот и чувствуется в твоих книгах, что ты о любви мало что знаешь.
– Ерунда, я сейчас пишу повесть о любви, если хочешь знать! – ляпнул он и тут же пожалел о сказанном.
– Федя, правда? – обрадовалась сестра. – Это из-за Маки?
– Отвяжись! И не вздумай хоть одной живой душе проболтаться!
– Хорошо, я понимаю! Но это здорово, я даже не ожидала, что ты когда-нибудь за такое возьмешься.
– И на старушку бывает прорушка! – радостно засмеялся он. Вчера утром он написал еще пять страниц, и ему ужасно нравилось написанное. А потому настроение было великолепным.
– Феденька, ты завтра идешь свататься?
– Да, а что?
– Насколько я поняла из разговора с Макой, это такая патриархальная семья…
– Ну уж и патриархальная! Ерунда!
– Ну, может, я не так выразилась… Просто я хотела сказать, что ты должен купить цветы ее маме! Обязательно! А хорошо бы еще и бабушке.
– И тетушке тоже?
– Если там будет тетушка… Хотя нет, достаточно трех букетов, а то глупо получится.
– Трех? А третий кому?
– Как кому? Маке, разумеется!
– Ну нет, таким идиотом я туда являться не намерен. Я что, торгую цветами? Хватит одного букета на всех!
– Дело твое! Но надень, пожалуйста, костюм, рубашку с галстуком и побрейся как следует.
– Дуська, ты не рехнулась, часом? – расхохотался он.
– Ты же обожаешь ходить небритым, а теперь это еще и модно…
– Да нет, я не собираюсь там никого шокировать! А что, получилась бы барышня-крестьянка наоборот… А может, и вправду? Отпустить щетину, хватануть водки с пивом, чтоб разило перегаром, надеть тот свитер, что ты мне связала… Мол, полюбите нас черненькими, а?
– Нет, Федечка, для таких штук ты уже стар. Безнадежно стар. Тебе уже надо выглядеть с иголочки, респектабельно.
– Дуська, что бы я без тебя делал, а?
– Пропал бы, – вздохнула Дуся.
– Это как пить дать!
Мака безумно волновалась. То есть она была твердо уверена в том, что Федор родным понравится, тут сомнений быть не может. А вот понравятся ли они ему? Ну с бабкой они контакт найдут, она тоже богемная штучка, но мама… Мама ведь ровесница Федора, ее это смущает, она уже говорила. Ничего, Федя такой обаятельный… Мама его полюбит, а к тому моменту, когда вернется папа, вся семья уже будет его боготворить…
– Мака, а ты не думаешь, что следовало бы позвать в гости Гелю? – прервала ее мысли мама. Они вдвоем готовили торт для завтрашнего ужина.
– Зачем?
– Ты не хочешь?
– Почему? Я просто не подумала.
– Но ты же говорила, что она очень тепло отнеслась к тебе… и потом, Федору Васильевичу, вероятно, будет легче, если тут окажется еще одно знакомое лицо. Наверное, в сорок четыре года не слишком приятно чувствовать себя женихом, на которого лупятся какие-то совсем чужие люди.