— Я не уверен, что душа Элиягу Кремера находится сейчас именно в моем теле, — завершил рассказ Йосеф. — Если вы меня похоронили, значит, на то была воля Творца. Но вы, конечно, не прочитали нужных молитв…
— Не думаю, что это было необходимо, — сказал И.Д.К. — В противном случае инстинкт подсказал бы слова. Ты так не считаешь?
— Я думаю именно так, — согласился Йосеф. — Там, на Земле, молитвы были связующим звеном между человеком и Создателем. Здесь иные отношения.
— О, ты тоже это чувствуешь?
— Это должны чувствовать все — или никто. Наша группа… Вам не кажется, что и это не случайно? То, что именно мы собрались именно здесь именно сейчас?
Йосеф встал.
— Кстати, — подал голос Ричард. — Как ты предпочитаешь, чтобы тебя называли? Мессия — по телу, которое ты носишь? Йосеф — по духу, который телом управляет?
— Если все имеет смысл, — сказал Йосеф, — а все, безусловно, имеет свой смысл, в том числе и имя, оно определяет судьбу… Я не знаю. И я собираюсь сейчас спросить это тело, как зовут его.
Йосеф подошел к могиле Йосефа, опустился перед ней на колени и спросил:
— Твое имя?
Ничто не изменилось, и странно, если бы было иначе. И.Д.К. переглянулся с Людмилой, а Ричард взял за руку Джоанну. Один лишь Муса, стоявший в стороне, сделал несколько шагов, чтобы быть ближе к своему спутнику.
— Твое имя? — повторил Йосеф.
Когда он задал вопрос в третий раз, они услышали ответ.
x x x
Я вынужден прервать повествование, потому что, как мне кажется, читатель находится в состоянии некоторого недоумения. Многие из тех, кому я давал читать черновик моей рукописи, даже при полном входе в киберпространство и, следовательно, полном отождествлении себя с персонажами, не могли понять, почему Йосеф Дари, человек религиозный и соблюдавший заповеди, не понял сразу того простого обстоятельства, что в долине реки Карнак их непременно должно было собраться десять человек.
Чтобы избежать дальнейшего накопления недоумений, я прерываю повествование для некоторых разъяснений.
Первое касается начальной стадии Исхода, того, что нынешние историки называют Поиском единства. Хочу напомнить, что в конце ХХ века на Земле было немногим более трех миллионов человек, знавших текст Торы, соблюдавших достаточно большое количество заповедей и, следовательно, потенциально способных понять все происходившее без дополнительных указаний. Однако именно эти люди, как оказалось, были совершенно не готовы слушать и видеть. Они сохранили Код, они дали возможность продолжиться историческому процессу, но оказались в своеобразной роли катализатора, лично в процессе не участвующего. Я полагал, что судьба Йосефа поэтому должна быть понятна большинству читателей — с ним просто не могло случиться ничего иного, кроме смерти: принципиального разлада между душой и телом, духовным и материальным.
И равно судьба Ильи Кремера — вынужденного Мессии — не могла быть иной, поскольку и в этой личности разлад оказался безнадежным.
Профессиональным историкам, озабоченным поисками истины в деяниях Вершителей Исхода, я готов представить все необходимые ссылки и все априорные идеи, которые легли в основу данной реконструкции, ибо, естественно, несмотря на беллетристичность, перед вами выверенное историческое исследование, и я готов доказывать каждое слово, явление, поступок, причину и следствие.
Я призываю читателя руководствоваться не собственными представлениями о сути исторического процесса, а положиться на реконструкцию автора и последовать за авторской логикой до конца, сдерживая недоумение и даже недовольство.
В доказательство того, что автор все же не окончательно ниспровергает все известные истины, предоставляю читателю самому догадаться, какое имя было названо в ответ на вопрос Йосефа.
Десятое имя в миньяне Вершителей Исхода.
Когда наступил вечер и тьма начала сгущаться, оказалось вдруг, что Людмила терпеть не может двух вещей: мрака и бездонного черного неба.
— Мне нужна комната, — сказала она, — четыре стены и потолок, чтобы не вопить от страха. Мой дом будет стоять здесь.
Она показала на вершину холма, с которой открывался замечательный вид на лесную опушку и овражек.
— Вот здесь, — повторила она твердо, будто зная заранее, что за этим последует.
А последовал за этим легкий вздох, и что-то огромное и невидимое, заполнившее все окружающее пространство, всхлипнуло и материализовало из себя простой куб. Куб появился там, куда указывала Людмила — дом без окон и дверей, просто коробка, в которую невозможно было войти.
Совместными мысленными усилиями (особенно старался Андрей, воспринявший происходящее как новую увлекательную игру) создали дверной проем и три окна, потом долго старались вообразить дверь и навесить оконные рамы со стеклами, ничего из этого не вышло, все мешали друг другу, и кончилось тем, что И.Д.К. сказал:
— А ну-ка разделимся. Каждый займется жильем для себя, все мы думаем вразнобой, нет у нас еще культуры мысли.
Почему-то эти слова обидели Мусу, который до того очень тщательно и терпеливо повторял все, что делал И.Д.К. Муса повернулся и пошел к лесу, его не задерживали и лишь утром обнаружили, что для ночлега он создал себе странное сооружение, напоминавшее покосившийся барак.
Ночь И.Д.К. провел под черным небом, беседуя с Йосефом и Ричардом. Людмила с Андреем спали в домике, который через час-другой стал похож на небольшую виллу с остроконечной крышей; Дина с Джоанной придумали себе странное сооружение: четыре столба под крышей, которая могла защитить разве что от дождя, да и то лишь в безветренную погоду.
Хаим дал о себе знать той ночью — Дине приснился кошмар, она вскрикнула и проснулась, а И.Д.К. сразу же увидел отблеск ее сна. Конечно, это был Хаим, потому что изображение исходило не из центров сна, а из той области мозга, что отвечает за мысленные контакты.
Дальнейшее представлялось простым делом. Если Хаим на Саграбале, то найти его — вопрос времени, не очень большого, даже если мальчик оказался на противоположной стороне планеты.
— Попробуем осмотреть этот мир сверху, — предложил Муса, воображавший, видимо, что опыт полета над пустыней способен помочь ему и на Саграбале.
Тело Мусы лежало на берегу реки. Отправляясь, он заложил руки за голову — казалось, что Муса мечтательно следит за полетом невидимой птицы, тем более, что и в глазах застыло выражение внимательного любопытства.
— Это даже легче, чем в первый раз, — сказал Муса.
Он видел сотни, а возможно, тысячи лагерей — темные точки на серозеленом фоне, мысленный контакт с этими людьми установлен был в момент прибытия, но ни у кого пока не было возможнсти заняться каждой группой отдельно. С высоты сотни километров чужие мысли, как показалось Мусе, воспринимались более отчетливо — все, кроме Хаима.