Спасибо они мне так и не сказали, а ушли к своему костру. Верно, сейчас будут мыть мои кости и жаловаться на судьбу…
– Не пейте пока, – негромко приказал я, кивая на возчиков. – Посмотрим, что с ними будет…
Народ, уже готовившийся опростать свои чарки и кружки, притих.
– Ты чё, десятник, заболел? – удивленно спросил Нед. – Совсем сдвинулся? К бабам – нельзя, вино пить – нельзя.
– Ладно, – пожал я плечами. – Хочешь – пей…
Нед вытаращился на свой кубок (Всем говорил, что из его родового замка, но я случайно видел, как он торговался со старьевщиком!), открыл рот, но пить не стал.
Парни безо всякого аппетита ковырялись в еде и таращились на возчиков. А с «нестроевыми» вроде бы ничего не делалось. Вот выпили они свою долю (растянув удовольствие на три раза!), плотно закусили, а теперь вели разговоры, бросая на нас не самые дружелюбные взгляды.
– Не, десятник, ты нас совсем забодал! – злобно заявил бывший вор Живчик. – У нас в камере даже старшина так не наглел.
– Так в чём проблема-то? – улыбнулся я. – Пей, кто тебе мешает? Чем на мужиков таращиться, будем на тебя смотреть.
– Да пропади ты пропадом, начальник драный! – вскинул Живчик кружку, но так и замер: – Парни, смотрите-ка…
Возчики один за другим начали валиться на землю. Мы, побросав кружки, ринулись к ним…
Все пятеро были мертвы.
– Ну да ни хрена себе! – выдавил Живчик, обалдело переводя взгляд то на меня, то на мертвых мужиков.
– И ни себе хрена, – хмыкнул я. Повернувшись к парню, треснул его ладонями по ушам так, что тот присел: – А это за «драного начальника»…
Хотел ему добавить за «забодал», но передумал…
– Дык… я это… – зажимая уши руками, проскулил Живчик. – Не со зла, а по глупости.
– Что делать-то будем, десятник? – озабоченно спросил Нед.
– Окорок будем доедать, а потом спать ляжем. А как бабы придут – тогда и поговорим.
Оставив возчиков лежать там, где их застигла смерть, мы вернулись на свой бивак. Вблизи мертвецов есть мы уже не могли. (Забегая вперед, скажу, что пройдет еще год – и нас не сможет лишить аппетита и сотня трупов.)
– Командир, а как ты догадался, что вино отравлено? – поинтересовался Жак Оглобля.
– А хрен его знает. Просто почуял, что это вино нельзя пить… Ты вон, – кивнул я Короткохвосту, – сам же сказал, что здесь и хлеб не обмолочен, собак нет…
– И одни только бабы в деревне, – продолжил Оглобля. – Я спросил у одной, куда мужиков девали, а она – мол, на работе все. А старики, дети? Так не бывает, чтобы в деревне одни лишь бабы жили.
Что было дальше, рассказывать не стоит. Всё было очень некрасиво и грязно… Мы не стали спрашивать, почему здесь убивают мужчин. Кажется, мои парни даже никого и не изнасиловали. Просто – убили здесь всех.
Возчиков похоронили, фуры загрузили доверху, а когда уезжали, деревня горела…
К неудовольствию парней (а плевать мне на их неудовольствие!), все оставшиеся деньги – я передал наследникам погибших возчиков.
– Юджин, что ты собираешься делать дальше? – поинтересовалась Гертруда, переглядываясь с сестрой.
– Если соберете немного провизии, сразу уйду.
Кажется, сёстры вздохнули с облегчением. Еще бы – кому нужен беглый арестант в доме?
– Господин Артакс, – спросила Эльза. – Правда, что ваш брак с Утой был фальшивым?
– Правда, – отозвался я. – А какая разница?
– Это замечательно! – радостно воскликнула Эльза, а Гертруда всплеснула руками от счастья.
Я уж, грешным делом, решил, что сестрички ревнуют меня к покойной сестре, но Эльза все испортила:
– Значит, вы не будете наследовать гостиницу?
Мне стало смешно и грустно. Вот уж истинные швабсонки! И как же они похожи на покойную сестру! С другой стороны – сестру уже не вернуть, а жить на что-то надо. Я видел здешнее хозяйство. Трудно представить, как они выкручивались, пока Ута не перебралась в Ульбург. С огорода особо не развернешься.
– Не бойтесь, – успокоил я «девушек». – На наследство я не претендую. Тем более что я не имею на него никаких прав. Не помню, как это по-латыни, но на швабсонском это звучит как недостойный наследник! Убийца не может наследовать тому, кого он убил.
– Но ты же никого не убивал, – удивилась Гертруда.
– А какая разница? – пожал я плечами. – Ладно, собирайте еду, какую не жалко. И вот еще, вы моего коня не встречали?
Сестры лишь развели руками.
– Даже не слышали? – настаивал я. – Может, видел кто? А где Китц? – вспомнил вдруг я о рыжем красавце. Забавно, но мне почему-то казалось, что кот мог рассказать, где скрывается мой гнедой. Если он жив…
– Я не видела котенка с той ночи, когда погибла Ута, – заплакала Гертруда, а вслед за ней зарыдала и Эльза.
Плакали ли они по убитой сестре или переживали о хвостатом «мальчике»? А может, об обоих сразу. Впрочем, я их понимаю. Китц – парень что надо, хоть и кот!
Сам бы всплакнул о своем гнедом друге, но не умею. Последний раз плакал, когда мне было лет десять. Уж и не помню, из-за чего именно, но рыдал долго и горько, пока старый Этуш не пристыдил меня, заявив, что благородному графу негоже плакать как пьяному сапожнику. Сравнение с пьяным сапожником меня так покоробило, что плакать я с тех пор перестал…
Отрыдавшись, сестрицы принялись собирать меня в путь-дорогу. Выделили десяток хлебцев, кусок сыра и пару луковиц, сложили все в узелок.
Просить еще что-то у меня не повернулся язык. И так заметно, что от сердца отрывают. Переглянувшись с сестрой и повздыхав, Гертруда слазила куда-то на чердак и вытащила старый плащ и крепкие, хоть и не новые, башмаки.
– Остались от покойного отца, – сообщила она. – Он их шил на свадьбу с нашей матушкой! Перед смертью велел, чтобы башмаки остались зятю, а его похоронили в сабо. Но господину Лайнсу они оказались велики, да и не пристало бюргеру носить крестьянскую обувь.
Что же, очень кстати. Мои собственные башмаки, что подарил мой «друг» Жак Оглобля, не годились для долгой дороги, да еще и истерлись после «общения» с кандалами. Дерюжный крестьянский плащ тоже пригодится. Тот, что я «одолжил» у стражника, был ярко-синего цвета. (Полагаю, городская ратуша специально обмундировывала своих латников в такие плащи – и видно издалека, и на сторону не продашь!)
В довершение наряда мне вручили войлочный колпак. Осталось вырезать посох (нож – «подарок» стражника, у меня был), но это можно сделать в пути…
– Куда вы теперь, господин Артакс? – спросила Эльза.