Сказал бы кто другой, полез бы драться. Но от старика стерпел. От него исходила какая-то сила, которой я давно уже не встречал. Спросил только:
– Почему дурак?
– Ну что ты от них хочешь? Люди слабые… Оставишь их тут – сам же себя казнить будешь…
Вот уж от кого бы это услышать, а не от старого разбойника. Впрочем, сколько церквей да сколько святых обителей воздвигли разбойники…
Открывая дверь, я громко выкрикнул:
– Эй, народ честной! Есть кто живой? Жан-щипач, ты тут? За тобой Юджин пришел, как и обещал!
– Почему Юджин? – не понял Евген.
– Так у него не одно имя, а целый букет! – пояснил однорукий с усмешкой. – У них так принято, чтобы детям сразу несколько имен давать. Чтобы, значит, ангелов-хранителей было больше.
– У них – у кого?
– Ну там, откуда наш Андрияш родом, – хитренько посмотрел на меня дед. – Ладно, давайте узников из узилища вытаскивать…
Можно бы выругать деда за длинный язык, но я и сам хорош. В Ульбурге меня звали Артаксом или Юджином. Тут я назвался Эндрю. Надо было определиться – какое имя называть… А дед, собака этакая, что-то пронюхал! Ну если и он сейчас начнет мне говорить о титулах и гербах, утоплюсь от злости! Или – напьюсь… Но однорукий атаман промолчал. И на том спасибо!
Из узилища тем временем стали выходить каторжники. Первым, звякая ножными кандалами, выбрался Вальрас. Парень сжал меня в объятиях так, что я едва не завыл. А скоро на шее повис и Жан-щипач. Сбоку приткнулся еще кто-то, который откровенно плакал. Не удивлюсь, что у атаманов тоже навернулись слезы…
Кажется, в этот момент я понял – вот оно, счастье! Я сделал то, чего и сам не ожидал! А Евген с сыновьями уже срубали с моих товарищей кандалы.
– Слушай, а ты точно псих! Ну кто бы еще пошел выручать каких-то каторжников? – с восхищением сказал щипач и снова полез обниматься.
– Спасибо… – уткнулся в меня еще один из парней, имя которого я уже забыл. Помнил, что он тоже был с нами. А один опустился передо мной на колени и стал вдруг целовать руку.
– Ну что ты… – испугался я такого проявления чувств и, скрывая неловкость, спросил: – Вроде бы не все… Бальзамо не хватает! – вспомнил я жилистого мужичка, похожего на шкодливого подростка.
– Нету больше Бальзамо. «Гном», скотина, неделю назад нам снова норму повысил, – поведал Жан. – А Бальзамо, будто кто его за язык тянул, крикнул: «Тебе, сволочь синежопая, я это серебро в задницу засуну!» Ну Торман и приказал Бальзамо на «кобылу» посадить, да на целый день. К вечеру его в барак чуть живого втащили. Утром на работу выйти не смог, так Торман его приказал крючьями на волю выволочь, а потом прямо на наших глазах собакам скормил… Живого. Мы орать стали – отпусти, мол, отработаем мы за него… И орали не только наши, а весь барак. А «гном» только шуточки-прибауточки свои – вот, говорит, ребятушки, песикам тоже есть нужно. А коли они серебришко не рубят да на пайку себе заработать не могут, так вы их и кормите…
Еще пару минут назад я чувствовал себя самым счастливым человеком. А тут… Бальзамо, ежели разобраться, мне не друг и не родственник. Никто… Но на душе вдруг стало так пакостно, что захотелось завыть…
– Э, да ты чего, – пихнул меня в бок Вальрас. – Мы-то живы…
– Полегче… – буркнул я, морщась от такого изъяснения чувств.
– Ох, прости, – смутился взломщик. – Я же и забыл, что у тебя ребра сломаны. А что, еще не зажили?
– Эти зажили, а ты чуть другие не сломал, – потер я заболевший бок. – Медведь косолапый!
– Тормана, наверное – того? – поинтересовался Жан-щипач.
– И Шлюффендорфа тоже, – кивнул я.
– Эх, жалко, что «гнома» теперь на «кобылу» не посадить… – вздохнул Жан. – А мы тут два месяца мечтали – вот, мол, придет Юджин, нас освободит да обер-берг-мастера на «кобылу» посадит. Ну а мы люди скромные. Нам хотя бы на него плюнуть…
– Сходи и плюнь, – посоветовал Евген. – На дороге лепешка лежит…
– Ух, ты, – с восхищением посмотрел на меня щипач. – Круто ты его!
– Так уж получилось, – заскромничал я и предложил: – Давайте-ка, парни, я вас своим новым братьям представлю…
– А чего нас представлять? – ухмыльнулся вдруг Вальрас. – Вижу, фрейлейн Марта. Или фрау? – нахмурился парень. – Смотри, вдовой останешься…
Марта, смотревшая на Вальраса во все глаза, закрыла лицо руками и убежала.
– Чего это она? – удивился Вальрас.
– Ты Марту знаешь? – удивленно присвистнул я. Вот уж не было печали…
– Я ее с детства знаю. Папаша у нее – тот еще придурок был. Изрезал зачем-то девку. А девка-то самый смак была, – причмокнул Вальрас. – И себя берегла, не то что другие. Не повезло только с папашкой. Да и женишок у нее, которому она яйца отстрелила, – тоже не подарок… А я ей сколько раз предлагал – выходи, мол, за меня замуж…
Народ вдруг посерьезнел. Лесные разбойники смотрели то на меня, то на здоровяка, начиная прикидывать – не будет ли какой драчки. Евген, у которого кулачки были хоть и меньше, чем у Вальраса, но не слабее, встал так, чтобы прикрыть меня от здоровяка…
– Э, Артакс, а ты чего напрягся? – ухмыльнулся Вальрас. – Я же по морде твоей бесстыжей вижу, что ты с Мартой шуры-муры крутил. Было дело?
– Ну… – протянул я. – Может, не при всех отношения-то выяснять будем?
– Ну – гну, – буркнул Вальрас. – А чего их выяснять-то? Я же ей не муж. Марта – девка свободная. Кому хочет, тому и дает. А был бы я ее мужем, да узнал, что ты мне рога наставляешь… – многозначительно посмотрел парень на свой кулак величиной с мою голову. Посмотрел, будто первый раз увидел, и вздохнул: – Ну если бы это ты был, так ладно. Что я, скотина какая? Ради такого дела можно и с рогами походить. Считал бы, что баба меня спасала…
– Ну так сходи да посватайся, – насмешливо предложил Жан-щипач. – Если Артакс не возражает…
– А ты не возражаешь? – совершенно серьезно спросил Вальрас, поворачиваясь ко мне. – Если чего, ты так и скажи. Если серьезное что-то, мешать не буду.
Эх ты, мать-перемать да тоффеля на стенку! Чего же ему сказать-то? А тут еще и атаманы, у которых не хватило деликатности отойти в сторону. Смотрят, засранцы, разинув рты, будто на представление пришли, хиханьки строят…
– Вообще-то, надо бы у самой Марты спросить… Она же у нас не просто фрейлейн, а атаман. Да и приданое у нее солидное – два таланта серебряной руды.
– Два таланта… – задумчиво проговорил Вальрас. – Если в серебро перегонять – то половина, а то и треть чистого металла. Если к золоту – сколько будет?
– В монетах?!
Я никогда не был в ладах с арифметикой и считать мог только деньги в своем кармане. Но пока раздумывал, один из атаманов уже сказал:
– Три фунта, если в золоте. Но это если по весу.