— О чем, по-твоему, она думает? — спрашивает Андерсон. — Смотрит на пьяных фарангов, топчущих ее землю, и что, интересно, видит?
Карлайл делает затяжку и не спеша выпускает струйку дыма.
— Зарю новой эпохи.
— Назад в будущее, — бормочет себе под нос Андерсон.
— Что?
— Ничего особенного. Йейтс так говорил. Сейчас минимум усилий дает максимум эффекта. Мир уменьшается.
Люси с Отто, кое-как забравшись в рикшу, катят по дорожке, последний громко благословляет всех подряд достопочтенных белых кителей, которые помогли ему разбогатеть, выплатив компенсации. Карлайл смотрит на Андерсона и одним движением брови задает вопрос. Андерсон, затягиваясь сигаретой, прикидывает, какие именно возможности ему предлагают.
— Я хочу личной встречи с Аккаратом.
— Какое наивное детское хотение, — фыркает Карлайл.
— Дети в такие игры не играют.
— Думаешь, так легко возьмешь его в оборот, сделаешь мальчиком на побегушках? Тут тебе не Индия.
— Скорее Бирма, — серьезно говорит Андерсон и тут же усмехается, заметив, что Карлайл ошарашен таким ответом. — Спокойно, разорение стран больше не в наших интересах, а вот свободная торговля — другое дело. Не сомневаюсь, что мы найдем с ним хотя бы общие цели. Но сперва мне нужна эта встреча.
— Какой осторожный. — Карлайл бросает и затаптывает сигарету. — А я уж начал думать, что ты любишь риск.
— Ну нет, приключения мне ни к чему. Может, вон тем алкоголикам и надо… — Тут он замолкает, раскрыв рот.
В толпе стоит Эмико. Среди обступивших Аккарата японских бизнесменов и политиков, которые о чем-то беседуют и улыбаются, он краем глаза улавливает знакомые рваные движения.
— Боже мой! — ахает Карлайл. — Это что — пружинщица? Пружинщица в министерстве?
У Андерсона слова застревают в горле.
Нет, ошибся. Не Эмико. Те же жесты, но не она. Эта — в дорогой одежде, на шее поблескивает золото, лицо немного другое. Девушка поднимает руку и механически-неестественно заправляет за ухо локон черных шелковистых волос.
Андерсон выдыхает.
Пружинщица какое-то время с милой улыбкой встречает каждое слово Аккарата, а потом представляет ему своего хозяина, в котором Андерсон узнает человека с фотографий, сделанных разведкой, главного управляющего компании «Мисимото». Он что-то говорит девушке, и та, поклонившись, спешит к рикшам чуть нелепой, но изящной походкой.
Эта очень похожа на Эмико: такие же нарочитые продуманные движения. Андерсон вздыхает. Все в ней напоминает ту, другую, отчаявшуюся, одинокую и беззащитную девушку, которая лежит в его постели, жадно выспрашивает о деревне своих собратьев («Какие они? Кто еще с ними живет? У них правда нет хозяев?») и так хочет надеяться. До чего они разные — Эмико и эта ухоженная пружинщица, которая грациозно скользит мимо чиновников и белых кителей.
— Вряд ли ее пустили в храм, — произносит наконец Андерсон. — До такого бы они не дошли. Думаю, оставили ждать снаружи.
— Да, но взбесились-то уж точно. — Карлайл вытягивает шею, разглядывая японскую делегацию. — А знаешь, у Райли тоже есть такая — выступает в шоу уродцев у него в дальнем зале.
— Надо же, не знал, — сдавленно замечает Андерсон.
— Точно говорю. Трахает все, что движется. Советую посмотреть — вот где дичь настоящая, — негромко усмехаясь, говорит Карлайл. — О, гляди — ее заметили. Похоже, королевский защитник в шоке.
Сомдет Чаопрайя пялится на пружинщицу ошалело, как корова, которую ударили по голове перед тем, как забить.
Андерсон хмурит брови и, к своему удивлению, тоже переживает.
— Ну нет, не станет он статусом рисковать. По крайней мере из-за пружинщицы.
— Как знать — репутация-то у него не безупречная. Говорят, очень любит развлечения. При прежнем короле он был не такой, как-то держал себя в руках, а теперь… — Карлайл замолкает и, кивнув в сторону девушки, замечает: — Не удивлюсь, если японцы скоро сделают ему такой вот подарочек от чистого сердца. Сомдету Чаопрайе не отказывают.
— Взятка.
— Как и всегда. Но эта окупится. Говорят, он уже заправляет почти всеми делами во дворце, прибрал к рукам большую власть. Дружба с ним — хорошая страховка на время следующего переворота. Вот смотри: на первый взгляд все тихо-спокойно, но под ковром идет большая драка. Мир между Прачой и Аккаратом ненадолго — они точат зуб друг на друга с самого двенадцатого декабря, — говорит Карлайл и, помолчав, добавляет: — Если надавим где надо — то поможем решить исход дела.
— Это дорого встанет.
— Ну, твоим-то вряд ли. Немного золота и нефрита, чуток опиума. — И добавляет тише: — По вашим меркам, так вообще дешево.
— Хватит торговаться. Будет мне встреча с Аккаратом или нет?
Карлайл хлопает Андерсона по спине и хохочет:
— Обожаю работать с фарангами — вы по крайней мере такие прямолинейные! Не переживай — все уже устроено. — Он шагает к японцам и окликает Аккарата. Министр пристально смотрит на Андерсона — тот делает ваи — и, как подобает людям его ранга, отвечает на приветствие едва заметным кивком.
За воротами министерства Андерсон окликает Лао Гу и уже хочет ехать обратно на фабрику, как с разных сторон к нему подходят двое тайцев, берут под локти и куда-то ведут.
— Сюда, пожалуйста, кун.
На мгновение он решает, что схвачен белыми кителями, но тут замечает дизель-угольный лимузин. Пока его сажают в машину, Андерсон, борясь с паранойей, думает: «Хотели бы убить — выбрали бы время поудачней».
Дверь с треском закрывают, и он замечает, что напротив него сидит и сияет улыбкой сам министр торговли Аккарат.
— Спасибо, что составили мне компанию.
Андерсон оглядывает салон: прикидывает, сможет ли сбежать или водитель запер все замки. Худшее в любой работе — разоблачение, когда внезапно обнаруживаешь, что всем вокруг известно о тебе слишком многое. Вспомнить хотя бы Финляндию — как Питерс и Лей отчаянно брыкались, вися в петле над толпой.
— Кун Ричард рассказал, что у вас есть некое предложение, — подсказывает Аккарат.
— Думаю, мы с вами имеем общие интересы, — медлит Андерсон.
— Нет, — решительно мотает головой министр. — Последние пятьсот лет ваш народ пытался уничтожить мой, и ничего общего у нас быть не может.
Осторожно улыбаясь, Андерсон замечает:
— На некоторые вещи мы, естественно, смотрим по-разному.
Машина трогается.
— Речь не о точке зрения. С тех самых пор как первые миссионеры сошли на наш берег, вы стремились нас уничтожить. В эпоху Экспансии хотели прибрать все, что только можно, пообрубали королевству руки и ноги, и только мудрость правителей спасла нас от худшего, а вы все никак не отступались. Глобальная экономика — это ваше божество — оставила стране неимоверно узкую специализацию, а когда настало Свертывание, бросила умирать с голода. — Тут он многозначительно смотрит на Андерсона и продолжает: — А потом вы наслали пищевые эпидемии и лишили нас почти всего риса.