— Сколько лет тебе было, когда ты получила клеймо?
— Тринадцать. Я только вступила в пору девичества. Даже нечистые дни приходили непостоянно. Потому меня и продали.
— Ты всё ещё жалеешь, что не осталась у них? — растерялась Налунга.
— Да, жалею. Это были самые добрые времена в моей жизни. И потом среди них есть тот, кто впервые заставил меня кричать от наслаждения.
— Это было так хорошо, что ты до сих пор его вспоминаешь?
— Это был мой первый мужчина. Первый во всём. Он первым поставил мне клеймо и первым доставил мне истинное наслаждение.
— Ты попадала к одному и тому же человеку два раза подряд? — растерялась Налунга.
— И надеюсь попасть в третий, — рассмеялась в ответ девушка.
— Глупая шлюха, — огрызнулась бывшая королева и, отвернувшись от служанки, попыталась собраться с мыслями.
Но на этот раз служанка не собиралась молча сносить оскорбления. Услышав слова своей бывшей госпожи, девушка резким движением вскочила на ноги и, недолго думая, влепила ей оглушительную пощёчину. Охнув от неожиданности, Налунга рухнула на песок, растерянно прижимая ладонь к горящей щеке.
В годы своего ученичества она много танцевала, бегала наперегонки с собаками, но драться ей никогда не приходилось. Её заставляли танцевать часами, обучая чувствовать мелодию и ритм, бегать с раннего утра и до позднего вечера, развивая выносливость, но орудовать кулаками она никогда не училась.
Тем не менее гордый нрав и привычка приказывать заставили её и без того горячую кровь закипеть, словно лава. Вскочив на ноги, Налунга бросилась на обидчицу, пытаясь сбить её с ног и надавать оплеух, но не тут-то было. Юная рабыня, чьи мышцы, привычные к тяжёлой работе, больше напоминали стальные пружины, одним движением швырнула свою бывшую госпожу на землю и, усевшись сверху, сгребла в горсть её роскошную гриву.
Сжав коленями бока Налунги так, что та невольно охнула от боли, рабыня несколько раз треснула её головой о землю и, вдавив лицом в песок, прошипела:
— Запомни, тварь. Теперь ты не королева, а самая обычная рабыня, которая будет делать всё то, что делают другие. А вздумаешь брыкаться, я тебя так отделаю, что на всю жизнь запомнишь.
Услышавшие шум драки воины с интересом смотрели на эту картинку, даже не пытаясь вмешиваться. Споры рабов хозяев не интересуют. Только Аль-Руффи, поднявшись со своего седла, на котором сидел у костра, подошёл к пленникам и, качнувшись на каблуках, с улыбкой произнёс:
— Кажется, у маленькой королевы возник спор с её служанками? Что ж, будет интересно посмотреть, как они будут обучать тебя премудростям рабской жизни.
Взяв победительницу за подбородок жёсткими пальцами, он заставил её поднять голову и, всмотревшись, задумчиво протянул:
— Почему мне кажется, что я тебя уже видел раньше?
— Я два года жила в шатре господина Селида. Это он поставил мне клеймо, — разом покорно замерев, ответила девушка.
— Ты была рабыней Селида? — удивлённо переспросил воин.
— Да, господин. Это было пять лет назад. Он продал меня после того, как снова женился. Его жена настояла, — вздохнула девушка.
— И я её понимаю, — рассмеялся Аль-Руффи. — Держать под боком такую соперницу не захочет ни одна женщина. Ты действительно красива.
— Спасибо, господин, — потупилась девушка, улыбнувшись от удовольствия.
— Что ж. Пожалуй, Селид заслужил хороший подарок. Его вторую жену укусила змея, и теперь он живёт один. В шатре хозяйничает его старшая дочь, но это ненадолго. Так что если ты проявишь себя, то всё может получиться. Он не женится на тебе, но хозяйкой его шатра ты вполне можешь стать.
— А разве его нет с вами? — насторожилась девушка.
— Он был ранен в набеге и теперь плохо владеет правой рукой. Но он всё ещё мужчина и воин.
— Когда умерла его жена, господин?
— Две луны назад.
— Надеюсь, та змея, что укусила её, не отравилась, — не удержалась рабыня, и воин громко и от души расхохотался.
— Маленький скорпион. Ты всё ещё злишься, что Селид продал тебя? — спросил он, не отпуская её подбородка.
Разговаривая с воином, девушка не позволила себе даже пошевелиться лишний раз. Одобрительно кивнув, Аль-Руффи отпустил её и, отступив в сторону, заметил:
— Селид всегда умел хорошо вышколить рабыню. Похоже, его наука не прошла для тебя даром.
— Спасибо, господин, — польщенно улыбнулась рабыня.
— И ты всё ещё хочешь вернуться к нему?
— Если вы позволите, господин, — кивнула девушка, радостно сверкнув глазами.
— А почему бы и нет? — рассмеялся Аль-Руффи. — Ты неравнодушна к нему, а Селид всегда был хорошим воином и заслужил себе такую рабыню.
Пока они разговаривали, кочевники успели поесть и теперь на том же костре раскаливали железное клеймо. Дав девушке знак оставить Налунгу в покое, Аль-Руффи молча ухватил бывшую королеву за волосы и потащил к костру. Взяв у одного из воинов кусок верёвки, он ловко связал ей руки и ноги, стянув их так, что девушка не могла даже пошевелиться.
Небрежно швырнув ее на песок, он достал из огня клеймо и, внимательно осмотрев его, положил обратно, спокойно сказав:
— Ещё холодное. Твоё клеймо будет таким же чётким и красивым, как твоё тело, моя маленькая королева. Я лично поставлю его на тебе, чтобы ты на всю жизнь запомнила, кто именно стал твоим хозяином.
— Пощадите, — прошептала Налунга внезапно пересохшим ртом.
Впервые в жизни ей стало по-настоящему страшно. Только теперь, увидев кусок раскалённого железа, она поняла, что ей не избежать этого страшного сна. Все эти люди, клеймо и даже верёвки были настоящими, а получив клеймо на тело, она никогда уже не сможет вернуться обратно, чтобы отвоевать свой трон.
Именно это и заставило её просить пощады, загнав поглубже весь гонор и гордость. Но воины не ведали жалости. Усмехнувшись, Аль-Руффи покачал головой и громко сказал:
— Когда-то королева Налунга осмелилась сказать, что воин Аль-Руффи недостаточно хорош, чтобы стать командиром её воинов. И вот тогда я сказал себе, что придёт день, и я собственными руками поставлю клеймо на её роскошном теле. Я долго собирал знания о её городе, но судьба оказалась благосклонна ко мне. Моим воинам не пришлось идти в этот дальний поход. Королева Налунга сама пришла к моему костру, заодно принеся кучу золота из своей сокровищницы.
— Неужели прославленный воин не может забыть неудачную шутку глупой девчонки? — спросила Налунга, мысленно проклиная свою заносчивость и злопамятность кочевника.
— Скажи это обычная девчонка, я бы посмеялся и забыл, но слова королевы — это слова правителя, которые сложно забыть и нельзя простить. Ты назвала меня недостойным, унизив при моих воинах, — сурово ответил Аль-Руффи, и девушка вздрогнула от его тона.