Война не кончается.
Она иногда затихает – на время. Но приходит час – и вновь берут оружие в руки молодые парни в военной форме, чтобы защитить свою страну от нового врага. Он может быть разным, этот враг. Может носить форму – и ходить в гражданской одежде. Может стрелять тебе в лицо – и трусливо жалить в спину. Ничто от этого не меняется. Он всегда будет врагом, желающим убить именно тебя, как солдата, защищающего целостность своей страны. Или трусливым, гадящим исподтишка мерзавцем, желающим, чтобы «этой страны» не было в принципе.
Все возвращается на круги своя. И перед тобою – именно перед тобою! – встает во весь рост выбор: с кем ты? Можно уйти вместе с этими симпатичными и обаятельными простыми парнями, одетыми в фельдграу. За ними Европа и большая часть цивилизованного мира. Они несут «свет и процветание», обещают освобождение от тирании «несчастному, обездоленному русскому народу». Много чего они несут…
А можно – остаться здесь. Рядом с погибшим солдатом. Он навряд ли задавался возвышенными мыслями о прекрасном, лежа здесь, на сырой земле, с винтовкой в руках. Скорее всего, просто думал о своем доме. О молодой жене, которая ждет его в осажденном городе. О сыне, которого ему уже не суждено никогда увидеть. Да мало ли о чем думается в такие минуты! А может быть, просто подсчитывал в уме остатки патронов, прикидывая – на сколько их хватит? Увы… подсчеты оказались неверными – не хватило. Не патронов – жизни. Вот с этим и вышла главная загвоздка…
Торопливо рублю ветки и сбрасываю вниз приличную охапку – пусть со стороны не возникает никаких подозрений относительно того, чего это я вдруг тут задержался. Еще охапка… так, хватит пока.
Спускаюсь вниз. Раскидываю ветки по окопам – уже лучше. Сую топор за пояс и топаю к телеге.
– Что-то нужно, Макс? – интересуется фельдфебель. – Не забудь – через час у нас обед! Я уже распорядился согреть воды: будет горячий чай!
– Что ж я – враг своему желудку? Не забуду, еще и раньше всех прибегу! Лопата мне нужна, надо слегка подсыпать земли, тогда ветки не будут так торчать во все стороны.
– А ты это правильно придумал! – уважительно кивает Мюртц. – Пожалуй, я кого-нибудь пришлю тебе на помощь, как закончат свою работу, разумеется…
Отказаться? Это будет выглядеть странно – среди нас мало желающих вкалывать в одиночку.
– Было бы неплохо… – удовлетворенно киваю ему. – Тогда я пока веток нарублю.
Возвратившись назад, первым делом лезу в кусты.
Пожалуй, лучшего места для могилы, чем этот окопчик, я уже не придумаю. Его только углубить слегка – и все.
Осторожно вытаскиваю тело бойца из окопчика. Кладу его рядом.
Так, зарубки – рост у него чуток меньше моего, сойдет… Сбрасываю шинель и остервенело машу лопатой.
Двадцать минут – готово, на два штыка я эту ямку углубил. Нормально, никакое зверье его теперь тут не достанет.
Вырубаю в кустах кусок древесного ствола, обтесываю один конец: так он легче войдет в землю. На другом конце стесываю кору и делаю неширокую площадку – для надписи. Стук топора разносится над лесом – полное впечатление от активной работы.
Теперь штык в руки, вырезаем надпись.
«Боец Красовский Максим Андреевич. 1942 год».
– Макс! Что ты тут делаешь?
Резко оборачиваюсь – Фишке!
Вольдемар Фишке – наша взводная «партийная канцелярия». Единственный бывший член НСДАП, кроме ефрейтора, в нашем отделении. Но Мюртц – нормальный мужик, он ни к кому не пристает со своими проповедями.
А вот Вольдемар… Ходят слухи, что он в дружбе с ГФП [17] . Не знаю… но проверять это никому не хочется. Лучше его не задевать – спокойнее будет. Рано или поздно он тоже отстает, главное – не слишком ему возражать.
Однако что-то нужно ему отвечать!
– Могилу рою…
– Себе?
– Ну я пока еще жив… Русскому.
– Кому?! – искренне удивляется Фишке.
– Вон лежит тело. Похоронная команда его попросту не заметила, он заполз в кусты, чтобы тут умереть, вот и пропустили. Нехорошо это – вот так лежать под дождем в лесу. Представь – а если бы это был наш солдат?
Отчего-то мне совсем не хочется рассказывать ему о том, как на самом деле погиб мой прадед. Как здешние немцы относятся к снайперам?
– Макс! Ты что? Совсем двинулся умом? Это не наше дело! Доложи Мюртцу, тот передаст по команде, и…
– И никто сюда не придет. Завтра-послезавтра командир полка проедет мимо, и про этот участок дороги все снова позабудут. Тело так и будет тут лежать.
– И что? – недоумевает наш партиец. – Пусть гниет! Это же недочеловеки! Ничуть не лучше обезьяны! Нет, ты точно повредился умом, а не только память потерял… Хорошо, что ефрейтор отослал меня тебе помочь, а то бы тут так с ним и возился! Сбрось его в яму – и все тут! Хотя…
Он обходит тело и присаживается на корточки. Вытаскивает из ножен штык.
– Ого! Да у русского золотой зуб!
– И что? – не понимаю его я. – Тебе-то какое дело?
– Не скажи… – покачивает Вольдемар головой. – Был бы стальной – другое дело! Это же золото, думкопф!
– Ты хочешь его выломать? – понимаю я.
– Ну раз уж этого не сделал ты… а руки я потом отмою, вон в той ямке есть вода…
И что теперь?
Я буду хладнокровно смотреть на то, как эта сволочь выламывает коронки у мертвого бойца? Да и будь он не моим прадедом – такого нельзя допускать!
– Фишке! Это… это недостойно истинного немца!
– Неужто? Расскажи это кому-нибудь из ГФП – то-то они станут смеяться!
Точно – он с ними в дружбе.
– И вообще, Макс, – поворачивается он ко мне. – Что-то ты неправильно себя ведешь… смотри…
Р-раз!
Лопаты у нас хорошие. Прочные и остро заточенные.
И каски у Вольдемара нет… да и не сильно она бы ему помогла…
Я же не только голыми руками драться могу.
М-да…
Положеньице…
И что теперь делать?
Минут через пятнадцать всех позовут на обед. Тогда-то нас и хватятся. И как далеко я успею за это время убежать? Без еды, с одной винтовкой и тремя патронами?
Найдут.
И быстро: Мюртц служил лесником, умеет находить следы и ходить по лесу.
Ну, троих-то я завалю… а дальше? Прижмут огнем и гранатами забросают – не хочу.
Значит, надо, чтобы не нашли.
Значит, ефрейтора валим первого. Ага, если я его увижу – он-то ведь тоже не лопух.