Вопрос, разумеется, был риторическим – ответа боярыня могла бы ждать до утра, все равно бы не дождалась, но требуемого результата добилась: не только те, на кого она указала, но и другие залились краской и потупились.
– Юлия может научить вас приносить пользу, хоть как-то оправдать ваше пребывание здесь, а вы, нет бы перенять что-то нужное, злоязычничать принялись? Да еще заранее оговариваетесь, что вас наказывать нельзя? А на что вы тогда нужны?
Сработал-таки старый воинский способ! Исчезла стая, готовая заклевать юную лекарку, осталось сборище перепуганных, пристыженных, растерянных девчонок – каждая со своим грехом и стыдом за него. Каждая старалась сделаться поменьше и понезаметнее, чтобы боярыне не пришло в голову и ее поднять из-за стола. С такими Юлька сможет творить все, что пожелает, и ни одна пикнуть не посмеет… ну, может, одна-две и посмеют, но остальные их не поддержат.
«Ох, не зря священники о греховности твердят – с паствой, которая постоянно чувствует себя в чем-то виноватой, куда легче управляться. Тоже, поди, древняя мудрость под стать воинской. Хотя… вон Прошка с Артемием никогда же девок не наказывают – убалтывают как-то, каждый по-своему. Святые отцы, кстати сказать, тоже словесным искусством владеют, да еще как! Ну вот, матушка-боярыня, учись, коли повелевать взялась, а то ведь опять своего добиваюсь силой, страхом… А как по доброму-то?»
Вечером того же дня Анна с Ариной услышали продолжение разговора об Анькином «боевом подвиге с граблями». Девки, собравшись вокруг Машки, чему-то смеялись, поглядывая на стоящую тут же надутую и злую Аньку. Оказывается, Мария поведала им, из-за чего в тот раз Анютка так взъелась на брата, что аж с граблями кинулась. История с измысленным острым на язык Мишаней сватовством Бурея и сейчас доставила всем немало живой радости.
– Бурей!!! Ха-ха-ха!!! Посватался!!! – доносились до боярыни и ее помощницы восторженные всхлипы девчонок.
– Ань, а ты и размечталась, поди?
– А че? Бурей хозяин справный, не абы кто – старшина обозный! И роду, сказывают, знатного, из себя видный, хоть и в годах.
– Так зато от молодой да горячей гулять не потянет!
– Вот-вот… И бабы на такого не позарятся, спать спокойно можешь, не отобьет никто. Весь твой будет!
– Да тебе после Бурея в Турове любой красавцем покажется!
– Он же из походов привозит поболе иных воинов. Анька-то подарки любит…
– Ух, он ее бы и одарил! – Девки резвились, как могли, а у Анны-младшей от злости кулаки побелели. Губу закусила и, видно, слов не находила, чтобы сразу всем ответить…
Анна решила вмешаться: хорошо еще, если дочь словами ограничится, да Арина придержала ее за рукав и указала глазами на Анюту. А та, уже готовая ринуться на обидчиц, вдруг увидела наставниц и как на стену натолкнулась. Остановилась, словно вспомнив что-то, распрямила спину, состроила, пусть не особо убедительно, спокойное лицо, разжала кулачки, скрестила руки на груди и почти невозмутимо взглянула на продолжавших потешаться девок. Анна замерла, с интересом наблюдая, что будет дальше. А Анька еще постояла, послушала и, выбрав момент, когда изнемогающие от смеха подружки замолчали, неожиданно совершенно ровным голосом поинтересовалась:
– Ну что? Все сказали или еще чего умное поведаете?
Анна от такого Анькиного выверта оторопела. Да не только она – девки во главе с Машкой уставились на Анютку, выпучив от неожиданности глаза. А та с усмешкой продолжила:
– И чего смешного-то, что я тогда поверила? Воин же сказал. Да и почему ко мне, боярышне из рода Лисовинов, Бурей посвататься не мог? Али ему с нами породниться не почетно? Не по его рылу крыльцо, конечно, ну так на то я и разозлилась! А дед меня за то проучил, чтобы честь боярскую не роняла да мыслей глупых не смела допускать, что меня, внучку сотника, за обозника, хоть и старшину, отдать позволят!
Развернулась и пошла прочь с гордо поднятой головой. Машка губу с досады прикусила, глядя ей вслед – это ж надо! Дура Анька ей нос утерла!
Анна обернулась к едва сдерживающей смех Арине:
– Ты, что ли, научила ее так ответить?
– Да бог с тобой! – искренне удивилась та. – Я и не ведаю, что за история у вас там была.
– Неужто Анюта сама сообразила? – Анна покачала головой, глядя вслед дочери. – Ну чудеса!
– Так не дура же она у тебя, – пожала плечами Арина. – Просто думать раньше не удосуживалась, а как хоть чуточку попробовала, вон что получилось. То ли еще будет, помяни мое слово!
«А вот у Арины с Анькой как-то по-доброму получилось. И ведь не указывала она ей, как поступать, что говорить… Да и не научишь на все случаи. Научила думать… интересно, как? Не прикажешь же: думай. Как-то иначе, значит, можно… Не забыть бы расспросить Арину».
Встречи с ратнинской лекаркой Настеной Арина ожидала с нетерпением и тревогой. Пока в ее жизни не появился Андрей, она старалась не думать о своем бесплодии – казалось, теперь-то, после смерти Фомы, какая ей разница? А вот сейчас извелась: бабкиным словам верить очень хотелось, но ведь так и не родила от мужа! Размечталась, разлетелась со своей любовью, но Андрею же детей надо, зачем обнадеживать, если родить ему не сможет?
Не только это волновало ее в предстоящей встрече. Про языческих жриц она от бабки, конечно, наслышалась. Про то, что бабка и сама жрица, Арина не то чтобы не задумывалась; потом уже сообразила, что та каким-то образом поворачивала мысли своей ученицы от опасной темы. Но одно дело слышать, а тут, поди, доверься такой. И не то чтобы опасалась, просто понимала: придется заглянуть в тот самый тайный мир, чье присутствие здесь она уже ощутила – знакомство с Аристархом до смерти не забудешь. И то, что мир этот скрыт от посторонних, не делает его менее важным и значимым для жизни всей общины. Отец Михаил, конечно, за умы и души прихожан борется, но у кого тут власти больше – еще очень большой вопрос. В Турове да и в Дубравном сила христианской веры несомненна; бабка-то ото всех таилась, оттого и считали ее у них травницей-шептуньей, но ведь если подумать хорошенько – не так-то все просто. Аринка мала была о таком задумываться, уже потом, вспоминая, поняла: старуха немалую власть над умами односельчан имела, при желании могла повернуть так или эдак. И поворачивала! Недаром дед, а потом батюшка покойный частенько захаживали к ней в пристройку вечерком, когда уже и дел никаких вроде нет – так, посидеть, поговорить о чем-то.
А тут, в Ратном, не то чтобы старые боги были сильны, как раз наоборот – Ратнинская сотня огнем и мечом стояла на стороне христианства, но именно поэтому ратнинцы могли себе позволить не шарахаться от старой веры в страхе. Как читал из Писания отец Геронтий: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд» [4] . Ратнинцы как-то умудрились заставить работать на пользу себе служителей старых богов! Не убивают, не изгоняют, но и воли не дают – наш Бог главный, он судит ваших богов, а мы судим вас [5] .