– Может, и больше, – равнодушным тоном ответил он, – мне пока известны только три, включая вашу. Две из них на более высоком техническом уровне развития. Да, и ракетно-ядерное оружие у них есть.
Пусть поволнуется, думал Виктор. Мало ли, вдруг сюда за гражданином России ввалится разбираться корпус быстрого реагирования.
– Занятно. Если, конечно, это не блеф.
– Так как насчет непредвиденных поворотов истории?
– Знаете… Есть один интересный момент. Осенью семнадцатого в Россию через Германию должна была проехать группа активистов большевистской партии, и в частности господин Ульянов, известный по подпольной кличке Ленин. Господин довольно интересный, хорошо эрудированный, гроссмейстер внутрипартийной интриги, умел владеть толпой и производить впечатление фанатика идеи, но в то же время внутренне был глубоко прагматичен. Если бы он оказался в это время в Питере – уверен, наша, да и мировая, история во многом пошла бы по-другому. Не берусь предсказывать, лучше или хуже, но мир был бы другим. Вдруг перед самым отправлением кайзер лично и категорически запрещает проезд. Хотя Германии в тот момент было чрезвычайно выгодно пропустить в Россию революционеров, взорвать изнутри старое государство, армию, органы охраны порядка. Более того, по нашим данным, с этой группой большевиков была даже заключена договоренность о том, что, придя к власти, они пойдут на перемирие с Германией, что существенно облегчит войну на западном фронте. Хотя – кто знает… Ульянов, сядь он в кресло диктатора, обвел бы вокруг пальца всех. Хитрый, расчетливый и отчаянный политик. Он бы сначала заключил мир, потом нашел, как его нарушить, и, даже согласясь сперва на территориальные уступки, все равно потом оставил бы кайзера с носом.
– В нашей истории так и произошло. В октябре была революция…
– У нас тоже была. Она не могла не быть. Это был план консерваторов – скинуть обанкротившегося болтуна Керенского, который выпускал медальки со своим ликом и надписью «Отец народов», а сам открыто вел к развалу империи. Распад России на части должно было узаконить Учредительное собрание. Однако убрать Керенского должна была какая-нибудь малочисленная группировка, за которой не пойдет большинство народа, которая публично опозорится, погрузит страну в анархию и хаос, и после этого любой диктатор, поставленный фабрикантами и банкирами, будет принят как священный спаситель. Лучше других на эту роль подходили анархисты, не останавливающиеся перед террором, большевики, опиравшиеся на небольшой слой фабричных мастеровых, и часть эсеров – левые эсеры, которым сочувствовали разоряющиеся мелкие собственники; а надо сказать, когда мелкий собственник теряет ту скудную, нажитую многими годами долю, в которой он видел смысл всей своей жизни, его не остановят ни закон, ни религия, ни мораль.
Зазвонил телефон. Ступин снял трубку.
– Жандармерия. Да, штабс-ротмистр Ступин. Да, мадам, он у нас. Сущие пустяки, мадам. Господин Еремин является свидетелем вчерашнего происшествия на Саратовской. Увы, никаких исключений. Тайна следствия, мадам, так что придется потерпеть, пока полиция чего-нибудь не обнародует. Никаких интервью, никаких публикаций. Надеюсь на ваше понимание. Могу только обещать, что если что-то будет для прессы – в первую очередь вам. Ну что вы, не стоит благодарностей. Вам также непременных успехов…
М-да, – продолжил он, – недооцениваем мы возможности журналистов. Краснокаменная уже знает, что вы здесь. Надо теснее работать с редакцией, использовать таланты на благо отечества… На чем, собственно, остановились: дальше, как теперь говорят, дело техники. Наши магнаты поставили леворадикальные партии в такую ситуацию, когда они должны были либо немедленно сдать власть, либо в условиях нарастающего промышленного кризиса их ждал неминуемый военный переворот и разгром Советов. Корнилов был, так сказать, первыми цветочками.
«Прямо как с ГКЧП, – подумал Виктор. – В девяносто первом году демократы создали ситуацию, когда у кого-нибудь из Политбюро наверняка не выдержали бы нервы. Но если ГКЧП был собранием трясущихся бездарей, то Ленин и товарищи неожиданно оказались профессиональными игроками и сделали всех».
– Вот в итоге и пришло: чай Высоцкого, сахар Бродского, власть Троцкого [16] . Лев Давидович, надо признать, был человеком прытким: возглавил партию большевиков, с которой, верно, лет пятнадцать воевал, вождь революции, вождь мирового пролетариата… Знаете, бывают такие люди: талант ухватить власть, а вот распорядиться ею… Короче, когда Троцкий продул Царицын, стало ясно, что новая власть не жилец. И вот незадолго до этого кайзер делает еще один странный шаг. На Украине немцы тогда поставили прогерманское правительство сепаратистов и могли получать оттуда хлеб и уголь. Казалось бы, чуть пересидеть – и нах Москау, опережая Колчака. И тут, накануне успеха, кайзер выводит войска с Украины, объясняя это тем, что хочет предотвратить революционный пожар в самой Германии. Сепаратисты остаются висеть в воздухе. Правда, Троцкий этим воспользоваться не успел – на Украину вошли польские легионеры, поддерживаемые англичанами, а сами англичане и французы высадились в Крыму и Одессе, создав ту самую Речь Посполитую, рухнувшую во время Великого Голода. Ну консервативные круги тут же обвиняют кайзера в измене, и все это скоро кончается правым переворотом. Германию это, правда, не спасло, в том же восемнадцатом она признала свое поражение, но дальше начинается самое интересное. Удалось установить, что в семнадцатом, когда немцы рвутся ко граду Петрову, кайзер вдруг приказывает тайно разрабатывать – что бы вы думали? – план действий после поражения Германии в войне. Ни в какую логику это не укладывается. И вот по этому плану, представьте себе, находят какого-то неудавшегося художника, каковых толпы на Деснянском проспекте в базарный день, по фамилии Шикльгрубер, внушают ему маниакальную идею, что он вождь нации, натаскивают говорить речи, проталкивают его во власть, и теперь вся Германия готова целовать ему пятки, носиться с ним, как девицы с Лемешевым и Козловским…
Штабс-ротмистр подошел к стоящему в углу «блаупункту» и повернул ручку. Виктор вздрогнул – из динамика громко вырвалась немецкая речь, тот самый голос, который был знаком ему по десяткам документальных и художественных лент. «Хайль!» – ревела толпа в ответ оратору, и Виктору вдруг стало жутковато оттого, что это прямая трансляция. Ступин убавил звук.
– Вы хотите сказать, что это все ваш пророк устроил?
– А знаете, похоже… В нашей реальности Ленина пропустили в Петроград, он в конце концов отодвинул Троцкого на второй план, войска кайзера прогнали с Украины, причем успели их частично распропагандировать, и в Германии революцию сделали красные, правда, они не удержались тогда. А в России большевики победили, хотя и с большими трудностями, в стране были разруха и голод… Кстати, а почему Колчак не пошел на Киев?
– Ну так союзнички поставили условием поддержки признание независимости Финляндии, Прибалтики, Украины, Кавказа и Средней Азии. Говорят, Колчак противился, но толку с этого… Разве что Дальний Восток не сдал. Так что пришлось фачистам исправлять его ошибки. Разве что до Прибалтики и Финляндии руки не дошли, хотя… Все в руках Божьих, Виктор Сергеевич.