– И какие же результаты это дает?
– Можно получить удельный импульс до трех тысяч метров в секунду. Ракеты на таких топливах могут иметь дальность порядка сотен километров. А в перспективе и тысяч километров.
– А больше ничего не можете вспомнить по этим топливам?
– Так я же сам ими не занимался. Могу только добавить, что компонентов может быть до дюжины, и… вот еще важно, двигатель изготавливался заливкой, и при этом сразу формируется внутренний канал горения. При этом корпус двигателя дополнительно защищен от горячих газов слоев топлива.
– Вот это существенно. Значит, есть возможность создать двигатель со временем работы в десятки секунд. Химиков надо собирать, пусть копают в этом направлении.
– И металлургов – искать материалы и покрытия для сопловых блоков…
«Ладно, теперь у нас есть двенадцать лет форы по сравнению с американцами, – думал Виктор. – Времени на поиски достаточно»
– …Теперь переходим к ракетам с ЖРД. Идей было много, но из-за ограниченности ресурсов немного распылились. Например, самолет с ЖРД в ближайшие пятнадцать – двадцать лет не будет иметь практического значения…
– Но позвольте, – перебил Глушко, – мы уже в ближайшее время можем получить самолет со скоростью тысяча километров в час! Полторы тысячи! В то время как двигатели фирмы «БМВ» развивают тягу втрое меньшую. Мы делаем большую ошибку, пренебрегая идеей ракетоплана! Ну скажи хоть ты ему! – обратился он к Королеву.
– Подожди, – ответил тот, – пусть человек доскажет. Нас пока тут слова никто не лишал.
– Вот вечно ты так. Идешь на компромиссы с ретроградством и невежеством. Оттого и загремели из-за твоего соглашательства.
– Слушай, знаешь что… – Королев начал багроветь.
– Стоп! – гаркнул Виктор. – То, что я скажу, вас помирит. Сосредотачиваться сейчас надо на перспективных целях. Баллистическая ракета средней и большой дальности, способная нести ядерный заряд в любую точку планеты. Политическое оружие, которое предотвратит большие войны. Если его не создать, это оружие появится к середине сороковых у Германии или США. И тогда гибель Помпеи покажется детским фейерверком. Поэтому предлагаю прекратить все ссоры. На карту поставлено не какое-то правительство – возможна гибель всего человечества. Александр Семенович! Покажите вы им мобильник!
– Подождите… – Королев выглядел растерянным. – Вы что, из будущего? Это там катастрофа?
– Я был в вероятном будущем. Которое можно изменить. Это от вас зависит, будет катастрофа или не будет. Будет ли вообще человек как биологический вид или останутся тараканы, которые устойчивы к радиации. В Сибири, кстати, тоже не укрыться. Будет ядерная зима и ледниковый период.
– А если мы не справимся, – Лангемак нервно разминал руки, – нас казнят?
– А если не справитесь, погибнем вместе. Погибнут близкие, знакомые. Должны же мы попытаться что-то сделать!
– Да… Вы правы.
– Вы что-нибудь знаете о ракетах будущего?
– Немного удалось.
– Ну я же говорю – не надо перебивать. Может, по двигателям что присоветует.
– Да я что… Кто же знал-то… Всем подряд доказываешь – никто не слышит…
– Ладно, ладно…
– Ну, значит… – Виктор начал речь с этих слов-паразитов «ну, значит», чтобы как-то вновь уложить в памяти то, что он собирался сейчас говорить. – Как вы считаете, что главное в ракетостроении?
– Странный вопрос. Двигатель, конечно.
– Уточню. Материалы двигателя, теория, технологии.
– Многое. Корпус, система управления, топливо…
– В общем верно, все это так… и не так. Главное в ракетостроении – это качество. В современной индустриальной системе каждый рабочий, каждый инженер приучен к тому, что есть некий допустимый предел ошибок, брака, который безнаказанно можно допустить. Этот предел – небольшая величина. Но в таком сложном и критичном к дефектам изделии, как ракета, эти небольшие пределы в итоге дают вероятность общего отказа, близкого к единице. Тем более что в создании и производстве ракеты будут заняты сотни заводов и КБ. Отсюда вывод: нужно изменить сознание работника, поставить его в такие условия, когда целью его работы станет не допустить брака вообще…
Виктор вкратце разъяснил основы саратовской системы управления качеством 50-х годов, как достаточно простой и легко встраиваемой в вероятные рамки производственной бюрократии. Он заметил, что Королев слушает его необычайно внимательно.
– Вот! – воскликнул он, когда Виктор закончил. – Вот то, что я все время говорил! Нас все время резало опытное производство. Не столько в конструкции дело, сколько в мелочах, которые лезут из каждой дырки. Кустарщина и малограмотность – вот ваши диверсанты. Здесь нужен не только новый станок – нужен новый рабочий, с сознанием ученого, с фанатической готовностью преодолевать себя. Тогда мы чего-то достигнем. А вы знаете, сколько пришлось всех убеждать использовать при планировании работ графики Гантта?
– Это сетевое планирование, что ли? Мощная штука, только надо дополнить методом анализа критического пути, лучше по методу ПЕРТ, там четыре длительности работы: оптимистическая, пессимистическая, наболее вероятная и средневзвешенная, и метод критической цепочки, который учитывает наличие ресурсов…
…Автор безжалостно опускает дальнейшую часть беседы до обеда. В конце концов, сейчас это можно найти в учебниках. А вы думали, разговор пойдет о форме камеры сгорания? Ничего подобного. Чтобы строить ракеты, надо сперва создать новое производство, новых работников, новые методы управления. А иначе выйдет как обычно у нас бывало – когда прекрасная идея так и оставалась на уровне опытного образца.
– Неплохой у них рыбный суп. Что они такое, кроме укропа, добавляют?
Штабс-ротмистр аккуратно отложил кость на край тарелки. Кроме него и Виктора, за столиком сидели Королев и Глушко; Лангемак оказался за соседним, и ему девушка как раз подносила второе. Вчерашние каторжники ели не торопясь; видимо, за эти дни их уже успели подкормить. Репродуктор на стене неторопливо пережевывал такты слоуфокса «Сильнее смерти».
– А эта вещь у Блантера, пожалуй, несколько однообразна, – продолжал Ступин, – даже если сравнить с балладами в честь Киевского похода. «Знамя императора по ветру шумит…» [28]
«Знамя Щорса красное по ветру шумит», – отметил про себя Виктор. – Можно новые тексты писать. Интересно, а какой текст для нашего времени будет и про что?»
– А вот это, кстати, чья: «Расцветали яблони и груши…» [29] ?
– Так это его же. Церковь чего-то придиралась насчет мелодии.